Два шумных юридических казуса - приговор Носику и стигматизация "Международного "Мемориала" - совпали не только показом репрессивно-казуистической сути отечественной юстиции, но и жалостливо-ноющей позицией защиты. Интересно и то, как сии казусы вскрыли "двуслойность" того, что можно назвать российской государственно-конституционной идеологией.
Попробуем расковырять все это, выступая с позиции "адвоката дьявола".
Прежде всего отметим, что несмотря на прямой конституционный запрет на госидеологию и централизованное государственное индоктринирование, в Эрэфии и самой конституцией, провозглашающей приоритет западно-либерального извода правозащитных идей, и принятых с ее учетом нормативных актов, устанавливающих приоритет защиты прав и свобод, установлена государственная демократически-правозащитная идеология.
Эта идеология формально полностью соответствует современным направлениям либерализма, но полностью противоречит многим традиционным левым и консервативным установкам.
Более того, российский конституционализм и законодательство базируются на той самой гуманистически-интернационалистической компоненте, которую в послевоенную советскую идеологию начал - разумеется, из самых демагогических соображений - внедрять Сталин, призвавший коммунистов поднять брошенное буржуазией знамя демократических свобод, и похоронивший тем самым прямодушный коминтерновско-большевистский "каннибализм".
Поэтому в Эрэфии закон запрещает призывы к агрессивной войне, к уничтожению стран и народов.
Хуже того, ведя энергичную и очень успешную пропагандистскую войну с Западом, постоянно обвиняемого в подготовке Третьей Мировой войны, советская дипломатия вставила такие нормы во все международные документы, в которые смогла.
А теперь либералы-западники, рассматривающие конституционное положение о приоритете международных норм чуть ли не как последний бастион обороны демократии, обречены смиряться с соблюдением Эрэфией отраженных в ооновских пактах "совковых" антивоенных и антирасистских принципов.
Но еще одним невидимым слоем в российскую государственно-идеологическую идентичность была срочно добавлена советская апология сталинской политики во время Второй Мировой войны. Идеология исторической амнезии и мстительности запрещала разоблачать советские военные преступления и сочувствовать их жертвам. Этот подход был даже формализован.
Однако не было учтено, что за прошедшие 70 лет не только вырос уровень информированности о событиях советско-германской и советско-финляндской войн, а также советско-польского конфликта, но в Эрэфии появились десятки тысяч людей с двойной идентичностью, преимущественно израильские граждане и израильские патриоты, проецирующие общественно-санкционированное советское отношение к гитлеровской Германии ("где увидишь его – там его и убей") на израильско-арабские отношения.
По-простому говоря, Носика приговорили за то, что он написал про сирийцев ровно то же, что почти канонизированный Илья Эренбург писал про немцев – в "Красной звезде", которая в 1944-45 годах была в каждой землянке, на каждой батарее... И весь позорнейший отечественный закон о клевете на сталинскую военную политику и сделан так, чтобы запретить рассказывать о последствиях публицистики Эренбурга для населения Германии (полякам, оказавшимся на пути у победителей, тоже досталось - до кучи)…
За методами защиты Носика я следил с разочарованием и брезгливостью. Дело в том, что суд не мог проигнорировать толкования статьи 282 УК РФ, данные в томе комментариев, составленных нынешним председателем Верховного суда Лебедевым и бывшим генпрокурором Скуратовым.
И в этом комментарии указывается на формальный характер преступления (наступления конкретных последствий от публичных призывов не требуется!) и на требования прямого умысла - совершающий деяние должен отдавать отчет в недвусмысленности характера призыва, т.е. понимать, что слово "уничтожить" не означает наделить гуманитарной помощью и переселить в новое комфортабельное жилье. К тому же жалкому подвыванию относятся рассуждения об отсутствии "общественной опасности". Это как судья напишет про отсутствие опасности в экстремистском преступлении?!
А что резонанс невелик, так и 15 тонн капусты – не бог весть. Чай, не два условно и не полтора – колонии-поселения… Легкий шлепок сорванцу – и гуляй, рванина…
Теперь о невеликом резонансе. А почему мы считаем, что, принимая решения о возобновлении массированных операций в Сирии (после того, как 15 марта как бы пошабашили), о беспощадных бомбардировках Алеппо, Кремль не кулькулировал свинцовое равнодушие российских либеральных кругов к сирийским кровопусканиям (флагман либерализма - "Эхо Москвы" - стало упоминать о боях за Алеппо, вообще о боях в Сирии, только после начала эскалации российско-американского кризиса).
Почему мы не предположим, что, начиная интервенцию в Сирию, Путин не учитывал 15 лет повальной "либеральной" исламофобии? Может быть, прочитав в обзорах про то, что либеральные кумиры требуют разнести Сирию вдребезги-пополам, он не сделал выводов о том, что удары по сирийцам так же поднимут его популярность в либеральной среде, как удары по украинцам – в антилиберальной…
Давайте вспомним, как после того, как острием избирательной кампании Навального стала мигрантофобия (и даже Митрохин сделал ролик о среднеазиатизации Москвы), столичные власти, панически перехватывая инициативу, создали в конце июля 2013 года настоящий концлагерь для мигрантов. Первичным же здесь было пугливое молчание рафинированных либералов по поводу настоящей ксенофобской вакханалии, развязанной их любимцем…
А еще одним эхом всего этого, включая хихиканье над шуточками Навального об "узбеках Собянина" и "оленеводстве" Собянина (потомка скуластых, как и положено, уральских казаков-старообрядцев – а чукчей был Юрий Рытхэу) стали октябрьские погромы в Бирюлево Западном. Поэтому не надо думать, что все словеса рассеиваются бесследно…
Словом, самозащита Носика напомнила мне жалобы задержанных за пикеты, которые сетовали, что ни полиция, ни судьи не верят, что были они не пикетчики, а просто шли себе по Триумфальной площади 31 числа - за абонементом в концертный зал…
Куда достойнее было бы сказать: Да, я совершил акт гражданского неповиновения, ибо убежден в праве публично желать уничтожения вражеской страны, тем более, что критика такого уничтожения теперь преследуется российским законом, и я готов нести кару за свой поступок, но я не откажусь от своего высшего права свободного человека и патриота стран, ставших жертвами смертельной агрессии – России и Израиля, рассуждать о Сирии так, как было принято рассуждать о Германии в сороковых годах, а об Украине – еще 2 года назад!
Теперь о "Мемориале". Я совсем не понимаю, почему после их стигматизации - 160 стигматизации российских НКО - начался такой стон и плач?! Статус "иноагента" почти смертелен для организаций, живущих на подачки Общественной палаты и только и милостью провинциальных властей, могущих легко прерывать договора аренды офисов. Он парализующий - для правозащитной организации, имеющей приемную и вынужденную постоянно тревожить своей писаниной чиновников и прокуроров. А здесь - и так все знают, что такое "Мемориал". Из него позовут в президентский совет, из него пригласят на открытие памятника жертвам советских репрессий. Но его же щелкнут по носу - не забывайтесь!
Только давайте договоримся. Если мы констатируем, что фашизируемся, что кругом диктатура, политические убийства и репрессии, на Кавказе – эскадроны смерти, государство – агрессор, оккупирующий часть соседней страны, сбивший пассажирский лайнер, то надо понимать – трудно придумать более "политическое" действие, чем публичное обличение преступлений такого режима. Все – не дети, и отлично понимают, что первый шаг к революции – моральная делегитимизация правящего режима.
Картина стройна в свой логике – самоотверженные интеллектуалы бьют в набат (колоколом Джона Донна), обличая тирана и его подручных-палачей…
Но тут же сетования: разве так можно с уважаемой правозащитной организацией в правовом государстве?! Так у агрессивной полицейской диктатуры нет врага страшнее диссидентов-правозащитников (разумеется, если нет вооруженных повстанцев или городских партизан).
То же самое относится к казуистике о международном статусе. "Все понимают" - международная организация имеет офис в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Берлине… ниже в Риме… А российский финансовый резидент с отделениями по СНГ – это так, имитация иностранности…
У "Мемориала" появилась уникальная возможность – заявить, что по смыслу закона об иноагентах и правоприменительной практике, иностранный агент – это агент мирового правозащитного движения в России, что стигматизация – это государственное признание в паническом страхе перед западным пониманием прав человека.
Трепещите же, тираны, в своих чертогах…
Но нас ждут только жалобные стенания – за что нас так обидели…
! Орфография и стилистика автора сохранены
