Новые постояльцы Матроски. Вот Дмитрия Рукавишникова привезли туда с Петровки, куда он, в свою очередь, попал из Иванова. Он обживается понемногу. Пятиместная камера. Телевизора и холодильника нет. Список прессы, на которую просит подписать, продиктовал, вроде, адвокату. На всякий случай дублируем: Новая, Версия, журнал "Футбол", журнал "Советский спорт — футбол". И еще хорошо б получить фруктов, помидоров, огурцов, денег на счет закинуть. На Петровке была очная ставка с каким-то оперативником ОВД "Якиманка". То узнал Рукавишникова, а Рукавишников его — нет. Показаний Рукавишников не дает: 51 статья Конституции. Получил письмо от Росузника. Говорит: приятно, что не забывают... А ожидания какие? Самые позитивные!
Кривов Сергей — в двухместной камере. Настроение, говорит, отличное. Только что-то Нью Таймс перестал приходить. На почту даже ходили сотрудники узнать, но там говорят, что не приходит почему-то журнал. Передачи приходят, спортом чуть-чуть занимается. Дает попробовать свой обед — гречневый продел. Уверяет, что где-то в недрах таится тушенка. С Кривовым в камере парень, у которого почему-то на койке короткий матрас, где-то до коленок. Не очень удобно. Нам обещают, что матрас сейчас же заменят.
Леонид Развозжаев встречает нас одой. Говорит, забойный стих я написал, передать можно? Не, нельзя, только через спечасть. А прочесть можно? Можно! Леонид зачитывает стихотворение "Бег по кругу". Он такой... типа исторически-злободневный. Мы все слушаем. Чтоб Леонид не расслаблялся, я как член Союза Писателей еще СССР даю ему советы следить за ритмом и размером. Ну и за рифмой тоже, разумеется. Поздравляем с удачным стихотворением. Сотрудники передали Развозжаеву прессу, которая приходила ему еще в Лефортово, с мая, обещают, все уже будет нормально приходить. Леониду дают таблетки от давления. Жалуется на головные боли, и будто в голове что-то лопается. И еще он очень разочарован решением своего товарища Кости Лебедева. Он говорит: себя бы я, может, и оговорил, но как других людей оговорить можно? Расстраивается. Ну говорили ему еще год назад, что Лебедев - агент ФСБ. Но он на это внимания не обращал: хоть агент Гестапо — мы же ничего плохого не делали — так чего нам было бояться?
Опасается, что снова отправят на этап. Поэтому просит на всякий случай десять банок тушенки в фольге, по 250 граммов. И еще чай, сгущенку. И пишите письма! Леонид, как и все остальные, очень их ждет, говорит, что они помогают выжить.
А Коля Кавказский сидит в камере в больничке. Когда подходим, там что-то разговаривают на повышенных очень тонах. Но факт ссоры отрицают. Сегодня Кавказскому отказали в апелляции на арест. Он так суду и сказал, что это решение бонапартистского бюрократического режима. В больничке Николай для того, чтоб его обследовали: он сильно пополнел за время пребывания в СИЗО. Пока только взяли кровь на анализ. Но обещали всякого разного. Говорит, три четверти своих книг раздал по дороге из СИЗО в СИЗО. Тяжело слишком тащить было, да и людям они нужней: он ведь уже прочел... Просит себе второй матрас и второе одеяло.
Заходим к Даниилу Константинову, его обследовал врач, и теперь он ожидает выписанных лекарств, а у отца их почему-то отказались принимать без распоряжения руководителя СИЗО. Идет ознакомка. Три тома своего дела Даниил уже прочитал, чем опровергнуто его алиби — так и не понял. Какие-то обрывки чужих телефонных разговоров, транспортные потоки, где нет его автомобиля... Константинов просит зайти к Ивану Асташину, чтоб тот рассказал о колонии, в которой побывал. Когда уходим из камеры, сопровождающий нас офицер с уважением говорит, что держится Константинов едва ли не лучше всех.
Перемещаемся к Асташину. Он вроде как националист и автономный радикал (почитала вчера о нем в Интернете). Он рассказывает о ИК-17 Красноярского края. Жалобы из колонии администрация не выпускает. Там бьют. Там издеваются над инвалидами. А когда приходит любая комиссия, то тех, кто не настолько запуган, чтобы молчать, — запирают в комнатах воспитательной работы, чтобы, дай Бог, не пожаловались. За работу практически не платят — после вычетов за питание и за некое ЖКХ денежек не остается. Иван называет имена ребят, которые готовы его слова подтвердить. Попытаемся что-то сделать с этой информацией.
Посещаем больных. Козлов с коронарным шунтированием страдает от пневмонии, плюется кровью. Рядом с ним еще заключенный, с болезнью легких, с астмой... Но только нет в больнице СИЗО пульмонолога.
Делаем записи в журнале. Офицер спрашивает: а когда там этот ваш митинг? Во сколько? В шесть... Ну хорошо.
! Орфография и стилистика автора сохранены
