Нелюбовь Быкова к подростковому началу, подростковому сознанию (о чём он рассуждает на своём канале), казалось бы, удивительна, потому что Быков обожает преподавать и работать с юными людьми.
Но на самом деле в этом нет противоречия, ведь для гуру-педагога любая подростковость - это тот ущербный материал, который надо переформатировать в анти-подростковость, в личность, принимающую мир.
Именно поэтому Быков так печалился (или до сих пор это делает?) об эпохе советской “духовности” с гипертрофированной ролью интеллигенции, поскольку “совок” был эпохой зверской социальной педагогики, временем тотальной переделки “несовершенного” человеческого материала.
Тоска по роли “педагога” с безграничными (социально-политическими) возможностями - это искушение любого просветителя, мечтающего победить (уломать, отшлифовать, облагородить) природу человека. Именно поэтому гомосексуал был врагом советской власти, - он был неисправимым материалом. Как воплощение несовершенной природы, геи были врагами “культурного влияния”. Неспособным к переделке анти-культурным элементом, погрязшим в “низменной” природе.
Любому просветителю обидно видеть нечто, что говорит об ограниченности его культурной миссии. Именно поэтому Быков с таким презрением говорил о “содомитах” в мировой литературе, “прощая” “содомию” Прусту или Жиду в качестве “несущественного дефекта”.
Идея цельности двух начал - природного и культурного в человеке совершенно чужда просветителям. Они фанаты формулы: “Да, Чайковский гей, но мы любим его не за это”. Мысль о том, что невозможно написать гениальную музыку о любви вне гомосексуального опыта этой любви - не приходит им в голову. “Патетическая” симфония существует для них отдельно от чувств, которые её формируют и наполняют.
И именно поэтому Быков советует читателю заменить в воображении гей-пару в романе Давыдова “Спрингфилд” на гетеро-любовников. “Гейство” второго героя для него - всего лишь досадный изъян любовной истории. Культурный схематизм, высокомерие к сложному и целостному человеку - это свойство многих “просветителей”, тоскующих об утраченных советских рычагах “перековки” живого человека в культурного Франкенштейна.
То же самое - с подростковыми комплексами, ненавистными Быкову в жизни и в героях Достоевского (не удивительно, что для столь “неформатного” мальчика комплексы - это больная тема). Для Быкова подростковость - это анти-благостный настрой к миру, зацикленность на одиночестве и негативе (он мог бы добавить - на сексуальности, чреватой "опасными" экспериментами). Подростковость - это изъян, который нужно “скорее пережить”, “преодолеть” и “забыть”.
Сам же Быков просто лучится жизненным приятием и “благостью”, которую считает оптимальным творческим форматом для проживания своей биографии. Без “благости” - нет и чувства полноты существования.
Он говорит в программе: “Мне представляется, что счастье, благодушество (...), состояние душевной благости, благо души – это лучший критерий, лучшее состояние, статус для описания мира. Потому что человек, который все время чувствует себя приговоренным, он не может любить человечество, он мир любить не может. Более того, он не прощает миру. (...) это сильная художественная эмоция, но жить ею нельзя – она однообразна”.
Насколько “благостный” Быков готов “любить мир”, где льётся кровь и идёт война - это вопрос.. Время ли “прощать миру” (включая россию) - насилие, зверства и кровавые войны? Растекаться в “благости” - это, разумеется, приятнее и проще, чем “не прощать” и исповедовать “подростковую” нетерпимость к порядку вещей.
Зверства, смерть, война - это так “однообразно” (учит Быков) этим жить нельзя, а лучше мы займёмся “благостной” культурой - и научим всех подростков мира прощать его несовершенства..
По-моему, “благость” всепрощения, возведённая в ранг жизненной философии, - это главная угроза для послевоенной эпохи и для судьбы Украины.
Проповедь “прощения” и “любви” на руинах Бучи и Мариуполя - это услуга мировому злу. Сегодня люди, помешанные на “культуре”, “прощении” и “благости” - не меньше опасны для справедливого мира, чем империя зла. (Зло устанавливает новые границы, а фанаты “благости” их с радостью фиксируют).
Хочется верить, что мы живём в эпоху “подросткового” сопротивления злу, это время неприятия мира, а вовсе не прощения и благости (какие бы выгоды они ни сулили человеку культуры).
Не случайно и герои Достоевского вызывают у Быкова такое раздражение: “Аркадий Долгоруков - подросток не по возрасту, а подросток по психотипу, - говорит Быков. - А это мне не нравится. Мне не нравятся подростковые эмоции в пустыне отрочества, как говорил о ней Толстой. Я считаю, что подростковый возраст – это примерно как ситуация выброшенного щенка, одинокого ребенка, тяжело больного человека. Это опыт, который нужно иметь, но его нужно преодолеть и забыть. С этого ракурса, с этого особенного положения мир видится особенным образом, он видится более полным, как у Улицкой в книге про болезнь сказано: "Это опыт взгляда на мир из бездны". Но при этом имея навык такого взгляда, распространять его не нужно. Именно поэтому я не очень люблю подростковые комплексы и подростковые потуги именно героев Достоевского, "русских мальчиков", которые возвращают исправленной карту звездного неба”.
Фанату культуры Быкову хочется скорее социализовать души, склонные к протесту, и обезвредить их протестный потенциал. Противостояние личности миру (а подросток - уже личность) - кажется “социализатору” болезнью, а не ценным личностным капиталом. Точно так же ловкий скульптор смотрит на кусок естественного мрамора, мечтая поскорее превратить его в какую-нибудь пошлую скульптуру в духе примитивной эстетики данного времени. Он не видит ценности в натуральном материале.
“Мальчики” Достоевского, “возвращающие билет” Творцу в силу антигуманности его мира (исправляющие “звёздную карту”) - это точный и универсальный образ человечества, которое движется от природного зверства к его “исправлению” и гуманным правилам существования. Исправление так называемых “звёздных карт” - это гуманная миссия человечества, а не “подростковый изъян” “бунтарей”.
“Божественный порядок” запретил нам летать, но мы это делаем. Он запретил геям любить, но человечество давно исправило эту “звёздную карту”. Весь путь человеческой цивилизации - это путь исправления “звёздных карт” на основании гуманных правил жизни. Поэтому потенциал неприятия текущего порядка - это ценный подростковый актив, а не “пустыня”, которую надо преодолеть.
Недовольство миром, комплексы - двигатель развития. А ощущение “благости” - тормоз.
“Из подростков созидаются поколения”, - сказано у Достоевского. И совсем уж поганое дело пытаться подменить обострённое чувство справедливости, “подростковый” протест против зла и способность не-прощать, - киселём какой-то “благости” в эпоху войн добра со злом.
В своём “культурном” пузыре Быков несколько расслабился, настроившись на Трампа и мирную эпоху. Но ещё не все счета предъявлены россии, даже не все преступления названы, а тела похоронены. Мобилизация против зла - это вопрос выживания. Способность не прощать - условие сохранения в мире обычной нормальности. Сам собой фашизм не рассосётся. Он должен быть не-прощён раз и навсегда, а не забыт.
Мир только начинает защищаться. Впереди - годы и годы возмездия. Не время для “прощения”. Так что пусть Быков засунет свою “благость” куда-нибудь поглубже.
! Орфография и стилистика автора сохранены
