Есть такой постмодернистский термин - "нарратив". Который применяют к месту и не к месту. По сути, это некое короткое повествование, заметка. Особенность нарратива — не в объективном рассказе о происходящем, а изложение интерпретации происходящего, то есть — заведомо субъективное повествование без малейших претензий на объективность.
Так вот, сейчас сложилась вполне однозначная ситуация: власть взяла курс на ускоренное истребление народа России в физическом смысле. Через уничтожение социальных институтов, через падение уровня жизни, а теперь — и через военные авантюры, уносящие тысячи и тысячи жизней напрямую. Соответственно, возникла потребность (причем потребность настоятельная) создать идеологическую основу, в рамках которой смерть должна стать единственным наполнением смысла жизни. Её ценностной и содержательной сутью. Жизнь как таковая должна стать обузой, смерть — та цель, к которой бесполезное население должно стремиться само, но под чутким патронажем власти, дающей направление для суицидального морока, который окутывает коллективное бессознательное.
Вначале осторожно, буквально на вкус, эту тему приоткрыли полу-маргинальные, но при этом обласканные философы-мыслители, дальше-больше, а затем последовало политическое указание с самого верха. На встрече с матерями погибших военнослужащих Путин, обращаясь к одной из них, сообщил: "...Некоторые ведь живут или не живут – непонятно, и как уходят – от водки или еще от чего-то – непонятно, а потом ушли. Жили или не жили? И незаметно [жизнь] пролистнулась как-то, то ли жил человек, то ли нет. А ваш сын жил. Его цель достигнута. В этом смысле, конечно, его жизнь оказалась значимой, с результатом. Причем с таким, к которому стремился..."
Откуда Путин в курсе, какая была цель погибшего сына несчастной матери, неизвестно. Да ему это, в сущности, и неважно. Важно продвинуть тот самый нарратив — то есть, изложение его личной метавселенной в применении к поставленной задаче. К реальной жизни представление Путина не имеет никакого отношения, но вот к его личной интерпретации происходящего, в рамках которой его личное выживание должно быть оплачено гекатомбами жертв — очень даже вписывается.
По сути, мы сегодня имеем весьма однозначную картину происходящего: с одной стороны — геронтократическая власть, которая в полной мере отвечает всем признакам этого определения: полное отрицание всего нового, борьба с любыми изменениями (мертвечина-"стабильность" любой ценой), отсутствие социальных лифтов для всех, за исключением собственных отпрысков, но и они получат доступ к власти только после естественной кончины тех, кто их породил. Весь положенный набор, омертвляющий любую страну и любой социум. В другой стороны — новые поколения, которым жить в будущем. И которое (будущее) сегодня отрицается той самой геронтократической властью, видящей в нём смертельную угрозу лично для себя.
Фактически мы вступили в эпоху войны, где одна её сторона очень хорошо понимает свои цели и задачи, а вот другая не может понять, что она и есть враг номер один для первой стороны. Умирающее настоящее пытается уничтожить ещё живое будущее, престарелые узурпаторы, держащие в руках власть, истребляют молодые поколения, рассчитывая если не на вечную жизнь, то хотя бы на максимально длительное пребывание у власти. До самой смерти.
Спецоперация — это месть Украине, которая тяжело и непросто проходит смену поколений. Новые люди на Украине не лучше и не хуже предыдущих. Они другие. И уже поэтому им проще не "впрягаться" в ошибки и просчеты предыдущего поколения, а отбросить их и запустить свою реальность. Которая опять же — не лучше и ни хуже, а другая. Уже поэтому Кремль, который категорически не готов расставаться с властью, экзистенциально ненавидит новую киевскую власть, вина которой в том, что она новая. У нее иная ментальность, иные подходы и она совершенно не собирается вписываться в понятия уже ушедшего на самой Украине и цепляющегося всеми крючьями в России поколения. Поэтому новое поколение для Кремля — смертельный враг, который должен быть уничтожен. В том числе и физически. Поэтому и боевые действия, в ходе которых умирают в первую очередь молодые. И в этом смысле спецоперация -
это месть не только Украине, а всему молодому, которым нынешним правителям России уже не стать. Кремлевские геронтократы видят в молодых угрозу, а потому задают им цель — умереть прямо сейчас. С пользой для вцепившихся во власть древних упырей.
Поэтому и озвучена политическая цель "умрите", которую немедленно подхватила пропаганда и начинает доводить ее до полного абсурда. Впрочем, пропаганда иначе и не может. Иначе она бы не была пропагандой.
Задача стоит прямо — истребление молодых. С той стороны, с этой. Да какая разница. Чем больше — тем лучше. А кого не удается уничтожить, того нужно посадить или выбросить из страны. И десятки тысяч бегут. Сорок процентов молодежи выражает готовность бежать из страны, где им уготовано только одно — смерть.
Слово "смерть" звучит уже отовсюду. Его произносят со вкусом и походя. К месту и не к месту. Смерть на поле боя. Смертная казнь в качестве наказания. Ядерное испепеление всех вокруг. Кремлёвская нежить, ощущая близкий конец своего существования, на самом деле готова затянуть с собой тысячи, сотни тысяч и миллионы. Единственное, что их притормаживает — свой персональный животный страх перед смертью. Не будь его, они бы давно нажали на все красные кнопки сразу. Но личный страх (а уж трусливую нерешительную сущность высших кремлевских бонз они демонстрировали неоднократно) — он, и только он сегодня является тем предохранителем, который стоит между ненавидящими жизнь и боящимися смерти вурдалаками.
Тем не менее, война между ними и молодым поколением не становится от этого менее кровавой. Нет никакого смысла говорить, что результат этой войны предопределен. Но сколько людей они убьют (в прямом смысле этого слова) перед тем, как исчезнуть — это вопрос. Пока ясно одно — много. Очень много.
! Орфография и стилистика автора сохранены
