Три перспективы ближайшего исторического будущего вырисовываются сегодня перед Россией: две реальные и одна фантастическая. Реальные — это или очередная реинкарнация Золотой Орды, или, напротив, распад России на множество независимых земель. Фантастическая перспектива — это превращение России в свободное демократическое государство западноевропейского, а то и англосаксонского типа. Почему фантастическая? Да потому что только в XX веке в России дважды произошел полный крах центральной деспотической власти, сметенной под лозунгами, провозглашающими идеалы политических свобод и примата гражданских прав, и дважды страна уверенно возрождалась под знаменами очередной реинкарнации деспотии. Гражданская война 1917–1922 годов не была войной сил демократии против сил деспотии, а была войной двух возможных форм будущей деспотии: красного или белого государственных терроров.
Решающую роль в победе красной диктатуры сыграл не кто иной, как русский народ. Это был его воистину экзистенциальный выбор. Красная армия, возглавляемая Троцким, была крестьянской. И никаких иллюзий на этот счет не было ни у лидеров "капиталистов и помещиков", ни у "вождя мирового пролетариата", который в разгар Гражданской войны, когда еще не сомневался в лояльности лично к себе своего протеже Сталина, отклонил его предложение потеснить на политическом Олимпе Троцкого. Довод при этом Ленин привел только один, однако неотразимый: за Троцким крестьянская армия, которая в крестьянской стране и была по определению народной.
В той войне народ играл за самого себя и победил. Ленинский переворот действительно передал власть в руки выходцев из народа. Уже на протяжении века первыми лицами России — начиная от Сталина и заканчивая Путиным — становятся выходцы из простонародья, которые за исключением Михаила Горбачева остаются верными идеологическим ценностям Золотой Орды, противопоставляемым ценностям коллективного Запада, а точнее — ценностям атлантизма. Наследников тех, кого в России XIX века называли западниками, сегодня правильно было бы именовать атлантистами. И нынешние российские евразийцы отлично знают своего главного врага, открыто именуя его "англосаксами".
Почти сто лет официальная Россия избегала обозначать своего непримиримого врага его этническим именем. Термины "белофинны" и "белополяки" подчеркивали, что не все поляки и финны плохие, и, стало быть, не эти народы враги русских. И даже во время отражения гитлеровского нашествия пропаганда именовала себя антифашистской, а не антинемецкой, что нашло выражение в прямой установке Сталина: "Гитлеры приходят и уходят, а народы остаются". Что касается призыва Ильи Эренбурга "Убей немца", то у носителей ордынского коллективного подсознательного по сей день считается хорошим тоном пенять Эренбургу на то, что он разжигал ненависть к доброму немецкому народу.
А в чем же фундаментальное отличие сознаний ордынского и западнического? Ответ прост, как прост вопрос "Что есть истина?". Из Евангелия человечество знает, что задает этот вопрос глава оккупационной администрации. А отвечать ему отказывается арестованный предводитель набирающего силу местного движения не согласных с политикой оккупантов и коллаборационистов. Почему отказывается? Видимо, не считает, что данный государственный чиновник и впрямь занят поиском истины во время этого, ставшего историческим допроса.
Так вот историческая память человека, народа, государства может быть либо честной, либо лукавой, в зависимости от того, какие задачи ставят перед собой личность, народ, государство. Впечатляющий пример честной исторической памяти являет собой Библия, не менее впечатляющий пример лукавой исторической памяти представляет собой еще не всеми забытый "Краткий курс истории ВКП(б)".
И в судьбоносном идеологическом противостоянии западничества и ордынства главным всегда становился вопрос о свободе. Именно во имя ордынских ценностей, а не ради своего дурного характера государство Российское жертвовало свободой. А такая жертва автоматически требует торжества лукавой исторической памяти, каковой в современной России стала историческая концепция Мединского, зады которой время от времени на полном серьезе пытается продать миру Путин на своих пресс-конференциях.
Сознательный отказ от истины неизбежно ведет к хронической технологической отсталости Орды, делая ее технические достижения вторичными, чему свидетельством и петровская модернизация, и сталинская индустриализация.
И вот на фоне противостояния западничества и ордынства нет-нет, но заявляет о себе в качестве всемирной идеи русский космизм, крупнейшим представителем которого в ХХ веке стал Иван Ефремов. Но чем же этот космизм стал поперек горла у ордынского КГБ? Все очень просто: не совпадая с западничеством в вопросах собственности и частного предпринимательства, в самом главном русский космизм Ефремова все же противостоит ордынству, в частности его советской модели. Свобода личности в утопии и антиутопии Ивана Ефремова заявлена в качестве абсолютной ценности.
И вот тут в концепции противостояния свободы и рабства у Ефремова возникает любопытный поворот: символом свободы у него становится Древняя Эллада, а противостоит ей тоталитаризм Древнего Египта. Простите, но куда же девались из данной трактовки истории Персия и народ Израиля? Ведь уже на протяжении тысяч лет где помянут древних греков, там помянут и греко-персидские войны, а где помянут Египет, там помянут и Исход евреев из рабства египетского. Символом борьбы за идеалы свободы стали войны греков, которые они вели против попыток персидской деспотии покорить Элладу, и Исход евреев из египетского рабства в стремлении стать свободным и независимым народом.
Неужели Ефремов не знал этого или почему-то об этом забыл?
Конечно же, знал и помнил и, стало быть, сознательно подменил классические греко-персидское и иудео-египетские противостояния.
Почему?
Да потому что еврейская концепция человеческой свободы, резко отрицая сотворение любых кумиров, однозначно провозглашала культ Царя Небесного. К земным деспотиям такая вера относилась, разумеется, без одобрения, свободу выбора человека допускала, да только Высшим Судьей человеческих поступков был при таких обстоятельства отнюдь не сам человек. А коли так, то какая же это свобода?
Иван Ефремов категорически отвергает ордынскую модель, но не принимает целиком и ценностей атлантизма. В этом плане очень показательны взаимоотношения Ефремова и братьев Стругацких, откровенных западников в русской культуре. Сначала взаимное приятие, потом на долгие годы разрыв и в конце — примирение, но сквозь зубы. Уже много лет спустя после ухода Ивана Ефремова из жизни Борис Стругацкий характеризовал его как носителя могучего интеллекта, но... плохого писателя. А чем же плох этот писатель? А тем, что абсолютно не соответствует эстетическим установкам братьев Стругацких — чего уж хуже, если и впрямь по-писательски?
Но проза Ивана Ефремова, отрицая западничество, и не могла быть эстетически западнической.
Свободный человек по Ефремову свободен тотально: он не является рабом ни вещей, ни должностей, ни родственников, ни друзей, ни начальства, ни даже сил природы. А силы природы отнюдь сами по себе не дружественны человеку. Напротив, среди них немало абсолютно враждебных человечеству и при этом ничуть не уступающих ему в могуществе. А то и превосходящих на данный момент. И тогда задачей человечества по Ефремову становится гуманизация космоса на основе собственного самосовершенствования.
Но если так, то хочешь не хочешь, но возникает вопрос, а не попахивает такая концепция ордынством, только уже космического масштаба? Попахивала бы, если бы ради космической экспансии потребовалось пожертвовать личными свободами человека. Но по Ефремову принесение свободы под любым предлогом в жертву любой идее означает немедленное превращение добра во зло.
Таков в самых общих чертах космизм Ивана Ефремова. И эта концепция в геополитических обстоятельствах сегодняшнего дня отнюдь не выглядит актуальной. Все указывает на то, что будущее России вновь решится на путях противостояния идей ордынства и западничества при полном торжестве ордынства в сегодняшней России.
Но, судя по всему, Иван Ефремов писал не на ближайшую перспективу.
