В 2012 году актриса Чулпан Хаматова записала видеоролик в поддержку Путина, чем спровоцировала жаркую дискуссию: одни осуждали ее, другие же утверждали, что все оправдывает поддержка государством фонда "Подари жизнь" (благотворительный фонд Хаматовой, специализирующийся на помощи больным детям). На все вопросы актриса ответила откровенным утверждением "Северная Корея лучше революции". По прошествии трех лет Хаматова заявила, что готова сняться в еще одном аналогичном ролике, если Путин построит еще одну детскую больницу.
Время подсчитать: что случилось за эти годы? Успели принять нашумевший закон подлецов, запрещающий иностранное усыновление, чем обрекли множество детей на мучительную смерть на родине вместо благополучной, но бездуховной жизни в США. За это время случилась война на Востоке Украины, в которой погибло множество людей. Сами благотворительные фонды в любой момент рискуют оказаться в статусе "иностранного агента", а доступ к лекарствам нуждающимся затруднили настолько, что им проще застрелиться. И это ведь только часть изменений, продвигающих нас в сторону именно той страны, которая, по мнению актрисы, лучше революции.
Напрашивается простой вопрос: сколько людей должно погибнуть в результате действий режима, чтобы "еще одна детская больница" перестала себя оправдывать? Можно резонно заметить, что взбрыкни тогда актриса Хаматова и поддержи оппозицию — ?кому стало бы лучше? Режим бы как-нибудь пережил такой удар, а вот фонд "Подари жизнь", вероятно, нет. Разумеется, одна Хаматова бы не скинула целого тирана (хотя личность она значимая? — ?иначе бы от нее не требовали публичной поддержки), но представим на секундочку: а если бы все, кто оправдывает свой конформизм "слезинкой ребенка", внезапно направили свою энергию на то, чтобы сменить власть и превратить Россию в демократическое государство?
Можно предположить, что тогда бы мы имели шансы жить в демократическом государстве,? — ?ведь таких людей огромное количество. У российского общества множество проблем: недоверие, разобщенность, апатия. Но есть одна большая проблема, которая не кажется проблемой, ?— ?благонамеренный эскапизм.
Благонамеренный эскапизм
Под словом эскапизм обычно подразумевают "уход от реальности в мир иллюзий". Способом побега от реальности может быть практически что угодно: спорт, искусство, компьютерные игры. Важно, что ни навыки эльфа 85 уровня, ни даже спортивные достижения не помогают решению жизненных проблем. Эскапизм? —? это просто естественная форма отдыха. Но беда, если он вытесняет собой все остальное.
Взглянем на российскую действительность: у нас есть власть, в легитимности которой есть все основания сомневаться. Власть ведет страну в глубокую яму. Каждый год мы думаем, что глубже уже некуда, однако они всегда находят чем нас удивить. Страна держится на плаву за счет торговли сырьем, при этом доходы перераспределяются в пользу небольшой прослойки элиты и всплывают затем в далеких панамских офшорах. На самые базовые социальные нужды денег вечно не хватает ?— ?в результате страдает множество людей. Зато всегда и с лихвой хватает на пропаганду.
Что делать в такой ситуации? Менять сложившуюся систему по известной всему миру схеме: создавать организации, протестовать, проводить реформы. Но система меняться, понятное дело, не хочет. Поэтому она избивает и сажает недовольных, запрещает нелояльные организации. Все это не способствуют желанию пополнять ряды протестующих: чем дальше? — ?тем больше риск. И то, что некоторые лидеры протеста занимаются откровенным саботажем также не способствует доверию.
Что же делать? Есть на свете множество иных занятий: спорт, книжки, компьютерные игры. Многие предпочитают эмиграцию. Но что же делать тем, у кого внутри горит огонь желания менять окружающий мир, кто хочет заниматься делами важными и значимыми? Для таких ныне есть две главные формы бегства от реальности: благотворительность и просвещение. И неслучайно, что всплеск популярности этих занятий пришелся именно на последние годы? — ?на волне разочарования от неудавшегося протеста 2011–12 годов и последовавшего закручивания гаек.
Есть еще одна разновидность благонамеренного эскапизма? —? урбанизм. Она скромнее, зато хорошо иллюстрирует саму схему.
Урбанизм? —? это когда от ворованного триллиона вам отстегивают миллиард на красивую клумбу в центре города, которой вы любуетесь до тех пор, пока ее вместе с половиной города не зальет потоп, потому что деньги на чистку ливневой канализации как раз и разворовали.
Благотворительность? — ?это когда власти открывают вам одну красивую больницу, а через год в приступе самодурства обрекают на страдания и гибель тысячи детей. Просвещение? — ?вам разрешают проводить публичные лекции в парке Горького, зато сокращают расходы на образование и назначают министром мадам, известную своим религиозным обскурантизмом.
При этом подвох урбанизма вроде бы уже очевиден публике, тогда как другие формы бегства от реальности до сих пор окружены благородным ореолом. Почему так?
Собачья добродетель
Наивно думать, будто благотворительностью люди занимаются исходя сугубо из альтруистических соображений. Это хороший способ прославиться и повысить свой социальный статус? — ?так оно работает во всем мире. Американский медиамагнат Тед Тернер говорил: "Чем больше добра я делаю, тем больше денег получаю", а бизнесмен Роберт Лорш даже подсчитал, что получает от 1,01 до 2 долларов за каждый доллар, вложенный в благотворительность. Полезность демонстративного альтруизма в деле поднятия статуса известна даже в животном мире, и наши собратья-приматы используют его часто. Об этом можно прочитать, к примеру, у приматолога Франса де Вааля или же в шутливой книге Ричарда Конниффа "Естественная история богатых: полевые исследования".
Но предположим, что большинство из тех, кто погружается в водоворот "малых добрых дел", делают это искренне. Объясняется это просто: человеческая психика устроена так, что нам требуется видеть плоды своих трудов, получая тем самым "подкрепление". Если заняться политической деятельностью в демократической стране, желаемого успеха можно и не добиться, но будет виден хотя бы некоторый результат. А вот в авторитарной стране никакие усилия не гарантируют результата: можно честно собрать подписи за кандидата ?—? забракуют, подать уведомление о митинге по всем правилам ?— ?найдут основания для отказа, годами строить организацию ?—? запретят. Это примерно как биться головой о стеклянную стену. С поправкой, что из-за этой стены в любой момент может прилететь кирпич.
Трансформация автократии в демократию? — ?долгий и непредсказуемый процесс. Это работа по формированию институтов, которая может принести какие-либо плоды лишь через десятилетия после своего начала.
При этом возможны как провалы, так и откаты в прошлое, когда после эйфории "демократических революций" новые институты оказываются неустойчивы. Так было и с Россией, и с Украиной. Для этого нужны ангельское терпение, ослиное упрямство, азарт игрока и горизонт планирования, простирающийся на долгие годы вперед.
Другое дело "малые добрые дела" —? здесь тоже можно расшибить лоб и о родную российскую бюрократию, и об обычное людское равнодушие. Однако здесь легче увидеть плоды своей деятельности: вот мы собрали средства на лечение ребенка, вот издали хорошую книгу, вот облагородили какую-нибудь улицу. Это внушает уверенность в собственных силах, дает ощущение причастности. Но со временем это и формирует у людей тот туннель реальности, в котором одна жизнь, спасенная у них на глазах, позволяет игнорировать миллионы жизней, сломанных за спиной.
Философ Бертран Рассел в книге "История западной философии" описывал, как греческая мысль, изначально глубоко погруженная в процессы общественные, постепенно дошла до аполитичной этики формата "делай, что должно, и будь что будет", свойственной сначала стоицизму, а затем и раннему христианству. Как это так: мир переживает катастрофу, нашествие варваров, а интеллектуалы (св. Иероним) пишут послания о важности сохранения целомудрия? Рассел писал, что в полисе человек был членом сообщества, ощущавшим тесную связь с судьбой города-государства, но далее власть перешла к императорам и тиранам? —? человек стал пылинкой под ногами гигантов. Ему осталось цепляться за то, над чем он еще мог сохранять контроль,? —? за собственную добродетель. Так, людям свойственно придавать большую ценность тем вещам, над которыми они имеют власть, а вовсе не тем, которые имеют значение в действительности. Итогом становятся все эти лицемерные рассуждения формата "хочешь изменить мир? —? начни с себя".
Есть аналогия и менее поэтическая? —? приобретенная беспомощность. Это бихевиористский эксперимент 60-х годов, в процессе которого собак сажали в клетку и лупили током. Одни собаки могли отключать ток, нажимая на панель, другим такая опция была недоступна. Затем собак помещали в другие клетки, где мучений можно было избежать, просто перепрыгнув перегородку, ?— ?первые собаки сбегали, вторые забивались в угол и тихо поскуливали, "смирившись с судьбой". Адепты "малых добрых дел", убежденные, будто именно там пролегает "путь к спасению", могут быть преисполнены эдакого стоического морального пафоса, но в действительности скорее напоминают собак, покорно дрожащих в клетке, не замечая, что выход есть.
Торговцы индульгенциями
Впрочем, здесь можно предположить, что раз трансформация страны ?— ?это процесс построения общественных институтов, то адепты "малых добрых дел" именно этим и занимаются! Создают горизонтальную систему институтов, которая решает проблемы общества, минуя авторитарное государство. Но так ли это на практике?
На практике мы часто видим, как люди, сделавшие себе имя на благотворительности, входят во всякие советы при Президенте РФ или же получают гранты от столпов грабительского режима (см. Тимченко). По совершенно случайному совпадению вскоре эти люди начинают устраивать митинги вместе с "Общероссийским народным фронтом", озвучивать официозную пропаганду в своих интервью и лукаво рисовать ложные дихотомии "лучше Путин, чем гражданская война" (интересно, сколько нужно грантов, чтобы это превратилось в ставшее классикой "Северная Корея лучше, чем революция"?). И ведь здесь даже не нужно предполагать никакой корыстной мотивации, хотя организацию благотворительности в пользу ограбленных на гранты от грабителей очень хочется назвать "торговлей индульгенциями", позволяющими бандитам раскрыться в незаслуженном амплуа добродетельных меценатов.
Но суть в том, что государство в России замыкает на себя все, поэтому благотворитель, который с государством дружит, сможет сделать гораздо больше, чем тот, кто предпочитает держаться от власти подальше. Поэтому для российского благотворителя это магистральный путь: сначала он заключает сделку с дьяволом, оправдывая ее "необходимостью помочь людям", затем втягивается, и пламенные выступления в поддержку status quo становятся его естественной позицией.
Таким вот парадоксальным образом институт начинается как общественный, но превращается в антиобщественный. А что происходит с теми, в чьей лояльности государство начинает сомневаться,? — ?закрытый просветительский фонд "Династия" тому примером. Государство всегда готово покарать непокорных, а потому становится инструментом отбора, в котором выживают лишь покорные. Причем лояльность, похоже, такое дело, где нужно старательно бежать, чтобы оставаться на месте. На каком-то уровне достаточно сказать: "Не все так однозначно", а на каком-то уже требуется петь осанны Северной Корее. Чем выше взлетает человек, тем больше ему нужно измазаться в крови и грязи, чтобы выглядеть там своим. И постепенно этот макияж внедряется под кожу, производя необратимую мутацию личности.
Поэтому мировая история не знает случаев, когда к демократизации страну привели бы благотворители, книгоиздатели, озеленители дворов и прочие деятели формата "мы вне политики". Демократизация? — ?прекращение масштабной несправедливости и системного насилия? — ?плод деятельности конкретных институтов. Это политические партии, правозащитные объединения, движения наблюдателей, независимые СМИ, борцы с коррупцией и т.д. Все те, про кого никак нельзя сказать, что они "вне политики" и занимаются "просто общественной деятельностью". Благотворительность? — ?это замечательно. Она может решать многие проблемы лучше самого государства. Но дом не начинают строить с крыши. Начинают с фундамента.
Поэтому, если у вас есть желание что-либо изменить, занимайтесь политикой, правозащитой, становитесь волонтерами и наблюдателями на выборах. Если есть средства, которые вы хотели бы пожертвовать на благое дело,? —? пожертвуйте сначала политическим активистам (это может быть не так просто, но достойных людей найти можно) или правозащитникам. Не связанная с политикой общественная деятельность? —? роскошь, которую мы в полном объеме сможем позволить себе лишь тогда, когда будем стоять на крепком фундаменте демократического государства. До тех пор ?—? это усилия по строительству карточного домика, который одним взмахом хвоста может сломать любая крыса, сидящая в любом министерстве.
Гарантированно помочь конкретному человеку сейчас или без всякой гарантии способствовать грядущим изменениям, которые уберегут множество людей,? —? это, пожалуй, одна из самых сложных этических дилемм, с какими можно столкнуться. Выбор между краткосрочным и долгосрочным, когда сердце тянет в одну сторону, а разум в другую. Но следует помнить, что перед этим выбором нас поставили искусственно, а теперь намеренно эксплуатируют наше замешательство.
! Орфография и стилистика автора сохранены
