Русских частенько обвиняют в инфантильности с разной степенью убедительности. Я приведу, казалось бы, частный случай, кажущийся мне симптоматичным. Как по-разному порой подсчитывается жизненный успех в русской культуре, и, скажем, в условной англосаксонской.
В русской культуре об успехе часто судят по потерянным очкам. Аккурат, как подростки, которые смотрят на сорокалетних или пятидесятилетних сверху вниз. И это все, чего ты достиг в жизни? Он-то сам достиг, положим, еще меньше, но у него – что правда – вся жизнь впереди. Он может стать и Наполеоном, и членом списка Форбс, и Путиным, и членом кооператива "Озеро", и уж точно не ездить на убитой "Приоре". У него впереди чудо.
Примерно так же судит и относительно взрослый россиянин. У него достижений, может быть, не намного больше, чем у подростка. То есть и достижения, но зато сколько разочарований. Но он так презирает это свое, безусловно, временное прозябание, что, по сравнению с полновесным презрением, чужие достижения моментально обнуляются.
Да и о том, чего он стоит, свидетельствует его поведение, а ведет он себя как победитель и хозяин жизни. И кто докажет, что это не так.
Поэтому, кстати говоря, почти любое действие – езда на машине, спор в соцсетях, застолье в ресторане – оборачивается соревнованием амбиций. Амбиции – это непотерянные очки: потому и защищают эти амбиции с таким жаром, обгоняют случайного встреченного на дороге, которого больше никогда не увидят, как будто это спор на миллион долларов; пишут комменты на повышенных тонах, будто знают, почем фунт истины; кричат на официанта и неизвестного в галстуке за соседним столиком, как начальник на подчиненного.
А как иначе доказать себе и невидимому Большому театру, что ты – победитель? Нужно только чуть-чуть поизображать победу, как она не замедлит весной постучаться в двери.
Это и есть счет по потерянным очкам. А так как этот счет ведешь ты сам, то от тебя и зависит, считать ли пятое и десятое – потерянным, или, напротив, обещанием будущего?
Я даже не буду подробно говорить о культуре, которую я приблизительно назвал англосаксонской. Нельзя, конечно, сказать, что в протестантизме нет понтов, но каждодневного мелочного соревнования амбиций, построенных на светлом будущем, конечно, куда меньше.
Потому, кстати говоря, у нас и будущее – светлое. У нас вообще только и есть одно будущее: не настоящим же меряться? Меряться надо габаритами и качеством рая, яблонями на Марсе, духовностью и претензиями на величие – то есть тем, что не поддается подсчету и проверке.
Или иначе: судить всех по потерянным очкам, а себя по уровню претензий. То есть быть крутым, крутым и только, крутым и только до конца.
Кстати говоря, и прошлое – не наше, а славных предков – это тоже гарантированное обещание победы. Ломоносов в зипуне в Москву приехал, Гагарин был родом из деревни Клушино, Путин – из пролетарской семьи. Чем выше и неожиданнее был в прошлом взлет, тем больше шансов верить в собственную удачливость.
Счет по потерянным очкам и есть инфантилизм. Принц, как одна из потенций нищего. Возможность чуда как механизм конкуренции. Все умрут, а я останусь.
! Орфография и стилистика автора сохранены
