Основатель "Эха Москвы" Сергей Корзун уходя сказал, что мозг "Эха" умер, хотя тело живет. Красиво, но неточно. Мы имеем дело не со смертью, а с патологией мозга. Причем, вполне конкретного человека.
Только что в "МК" вышло обширное интервью, которое у Алексея Венедиктова взял телекритик Александр Мельман. Интервью называется "Эхо" старика Рябцева". Об "Эхе Москвы" там практически ничего. Зато становятся предельно ясны очертания внутреннего мира ААВ, его Вселенной. В этом мире существуют три примерно равных по масштабу планеты: первая, естественно, сам ААВ, второе и третье места делят Леся и Путин. Остальная мелочь присутствует фоном на заднем плане.
Соответственно, первую часть интервью можно было назвать "Я и Леся", вторую "Я и Путин".
Начиная интервью, Александр Мельман на всякий случай заверил Венедиктова, что "относится к Лесе Рябцевой с большим уважением", и осторожно добавил: "без дураков". Это, видимо, был пароль допуска к разговору с ААВ. Иначе интервью могло бы и не состояться.
Итак, часть первая: "ААВ и Леся". "Леся представляет новое поколение в российской журналистике, политике: жестокие, холодные, карьерные, эффективные. Такие люди, как Леся Рябцева, … они вокруг нас, их нельзя игнорировать".
Не могу в этом месте удержаться от трех замечаний. Во-первых, важная новость: в том мире, в котором живет Алексей Венедиктов, Леся Рябцева это новое явление уже не только в журналистике, но и в политике. Во-вторых, главред "Эха" употребил применительно к своей помощнице слово "эффективность". Хотелось бы понять, что в его мире означает это слово.
А третье замечание вытекает из моего педагогического опыта и касается выводов о "новом поколении в российской журналистике". Поскольку Помощница является недоучившейся студенткой журфака, а через меня в течение каждого года проходит не одна сотня студентов, то должен разочаровать Алексея Алексеевича: никакого "нового поколения" его помощница не представляет. Такие как она: бесконечно безграмотные и наглые, не желающие ничему учиться и считающие, что они сами могут всех учить, были всегда, и 40 лет назад, и сейчас. Но и тогда и сейчас они были в абсолютном меньшинстве.
Можно искусственно создать такому типажу тепличные условия, и тогда их будет больше. Так было, например, в Китае во времена "культурной революции", когда поощрялось, чтобы малограмотные хунвейбины плевали на профессоров и таскали их за седые бороды. Именно такое хунвейбинство и культивирует Венедиктов на "Эхе Москвы", науськивая свою юную хунвейбинку на уважаемых людей, которых ей бы слушать, затаив дыхание, да записывать каждое слово.
Тезис о том, что "Леся – наше будущее" ААВ подкрепляет своими чудесными способностями: "Наверное, мне даровано чувство будущего. В профессии во всяком случае". Пророчество Венедиктова имеет шанс сбыться. Такие как Леся действительно могут стать нашим будущим. Для этого в России должно произойти нечто вроде "культурной революции", для осуществления которой потребуются миллионы хунвейбинов. ААВ, культивируя таких как Леся, работает именно на этот вариант будущего.
Потом ААВ очень долго рассказывал, какой он замечательный руководитель и как он всегда заступается за своих и никогда их не сдает. И в качестве примера привел случай, когда он заступился за Матвея Ганапольского. Вот Корзун не заступился, а Венедиктов заступился. Что же за смертельная угроза нависла над головой Матвея Ганапольского, от чего именно спас своего журналиста доблестный ААВ? Оказывается на сайте "Эха" в ходе дискуссии между Ганапольским и Познером последний в своем ответе оппоненту употребил нецензурное слово. Нет, не обругал матерно, а нецензурно выразил отношение ко всей дискуссии. ААВ решил сделать из этой, в общем-то, пустяковой истории многоэтажный пиар. Он написал Ганапольскому открытое письмо поддержки, в котором извинился за Познера, извинился перед аудиторией. Потом еще несколько раз об этом говорил, так что было ощущение, что он как минимум лично спас Ганапольского, попавшего в плен к террористам, избавив его от неминуемой жуткой смерти.
Вторая часть интервью была посвящена отношениям ААВ с Путиным. "Разные люди воспринимают меня по-разному", - объясняет Венедиктов, - "но очень серьезно. Они понимают, что между мной и президентом существует некое уважение". То есть, вот такая Вселенная, в которой мирно существуют две Галактики: Путин и Венедиктов. Они уважают друг друга и все вокруг к ним серьезно относятся. Это может подтвердить кто угодно. Да, хоть Песков: "Песков недавно говорил, что мы с президентом честно говорим друг другу все что думаем". Ну, раз сам Песков говорил…
Я с некоторых пор стал минимизировать свои контакты с "Эхом". Перестал писать на сайт, а из передач хожу только к Владимиру Кара-Мурзе старшему, считая за честь общение с этим журналистом. Вот и перед написанием этой заметки заглянул на "Эхо", чтобы записаться на его субботние "Грани". И пока ждал в гостевой комнате, в очередной раз подивился интерьеру "Эха". На одной стене огромный поясной портрет ААВ. Переводишь глаз и утыкаешься в обложки журналов за разные годы с фотографиями того же Венедиктова. Его портретами увешано все. Так бывает в персональных гримерках стареющих примадон академических театров. Для мужчины вообще развешивать свои портреты на стенах своего офиса - признак серьезного неблагополучия, симптом глубоких проблем с самооценкой, а для редактора и журналиста это диагноз.
Откуда взялась эта мания величия у неплохого в прошлом журналиста, сказать сложно. В принципе, с такой болезнью люди живут, и даже иной раз достигают больших результатов в творчестве. Например, гениальный математик, нобелевский лауреат в области экономики, Джон Нэш, страдая шизофренической формой мании величия, отверг предложенный ему академический пост, поскольку был убежден, что он должен занять трон императора Антарктиды.
ААВ на трон Антарктиды пока не претендует, его вполне устраивает роль партнера Путина в обустройстве мира, а также миссия выращивания будущего в виде проекта "Помощница". С такими отклонениями вполне можно работать на радио, но не главным редактором.
При общении с журналистами "Эха" я последнее время ввел мораторий на обсуждение проблем радиостанции, установил табу на слова "Леся", "Венедиктов", поскольку в доме повешенного не говорят о веревке. Однако, остался чисто человеческий интерес: сколько еще оставшиеся на "Эхе" профессиональные журналисты (а их там целая дюжина еще окопалась в окружении "нового поколения", пестуемого Венедиктовым) – сколько эти оставшиеся, которых уже только дустом не травят, и иначе как "старой перхотью" не называют, - сколько они будут терпеть вконец съехавшего с глузду главного редактора? И еще интересно, сколько слушателей останется у "Эха", когда вся "старая перхоть" уйдет и на "Эхе" наступит полное торжество "нового поколения"?
! Орфография и стилистика автора сохранены
