Ранним утром 11 марта 2014 года над гаражом ФСБ в Калининграде появился флаг Федеративной Республики Германии. Провисел он недолго, а преследование за акцию оказалось более чем серьезным. Все три участника — Михаил Фельдман, Дмитрий Фонарев и Олег Саввин были арестованы в тот же день, правда сначала только по административному обвинению в мелком хулиганстве. Отпускать их на свободу не спешили — снова и снова продлевали заключение по предлогам, которые сами активисты считают сфальсифицированными. Когда же оппозиционеры все-таки вышли на свободу, на них завели уже уголовное дело — о вывешивании флага. Все трое снова оказались в заключении, на этот раз в СИЗО. 17 июня суд приговорил Фельдмана, Фонарева и Саввина к одному году и одному месяцу тюрьмы. Участники акции были признаны виновными в хулиганстве по мотивам политической ненависти или вражды, совершенном по предварительному сговору группой лиц. Фельдман также был признан виновным в незаконном хранении взрывчатки. Все трое были освобождены в зале суда — назначенными срок они отбыли за время разбирательства.
В суде оппозиционеры рассказали, что вывешивание флага не было актом сепаратизма. Напротив, активисты таким образом выражали протест против тогда еще не завершившейся аннексии Крыма Россией и захватов административных зданий в Крыму с непременным вывешиванием триколора. "Современная Россия пошла по стопам нацистской Германии. Она без всякого объявления войны, в нарушение международных договоренностей, которые подписала, вторглась на территорию соседнего государства и оккупировала часть его земель", — сказал в своем последнем слове Фельдман. Ни раз выражавшаяся на суде антифашистская позиция обвиняемых не помешала властям обвинить их в приверженности нацистской идеологии. Более того, "потерпевшим" по делу проходил ветеран Второй мировой войны, который не смог объяснить, чем именно оскорбителен флаг современной Германии, но отрицательно отозвался об идее вывешивать что-либо на здании ФСБ.
Как говорят оппозиционеры, и акции, и делу против них предшествовала долгая история гражданских протестов и слежки со стороны Центра по противодействию экстремизму и ФСБ. Снятие с международных автобусов, нападения, подозрения в скупке оружия, фантазии Центра "Э", "маски-шоу" в СИЗО и фальсификации. Об отношении к власти и судьбе протестного движения с Каспаров.Ru побеседовали Михаил Фельдман и Олег Саввин.
Расскажите, пожалуйста, о позиции обвиняемых в ходе процесса против вас. Насколько я понял, Дмитрий Фонарев частично признал вину, но все участники акции назвали обвинения непонятными и надуманными.
О.С.: Дмитрий признал только то, что был вывешен флаг, но не вину. Сама суть обвинения абсурдна, абсурдны формулировки. Обвинения совершенно инквизиторские, на уровне средневековой схоластики. Весь этот спектакль мы признавать не стали — зачем нам подыгрывать органам, которые решили приписать нам обвинение, говоря за нас, как за бессловесных? В такой ситуации, какими бы ни были последствия, нельзя признавать себя виновными. Это дело совести.
Адвокат Дмитрий Динзе говорил, что дело не только абсурдное: в нем масса фальсификаций.
О.С.: Безусловно. Очень много в нем "отсебятины", как говорят в народе, то есть ничем не подтвержденных голословных утверждений, которые с юридической точки зрения ничем не подкреплены. Тем не менее следствие ими оперировало. В наших действиях не было состава преступления. Добросовестный следователь должен был просто закрыть дело. Но этого не произошло.
Более того, нас объявили экстремистами на том основании, что мы не согласны с аннексией Крыма. Судья уже от себя заключил в ходе одного из заседаний, что, раз у нас такое мнение, значит, мы ненавидим людей с противоположной позицией, хотя это безусловно надумано.
Если рассудить здраво, нас не имели и права держать в СИЗО, однако они придумали основания и для этого. Меня держали под стражей с формулировкой, что, раз я официально не трудоустроен, значит, могу заниматься криминальной деятельностью. Как будто здесь есть какая-то логическая связь.
М.Ф.: Их великое множество. Например, выступили несколько свидетелей, которые якобы находились во время акции в разных точках недалеко от здания. Однако продемонстрированная позже оперативная съемка показала, что никого на этих местах не было.
Другой пример — свидетель Суханин утверждал, что дать показания его пригласили сотрудники ФСБ. Он назвал конкретные фамилии, а потом эти люди на допросе сказали, что они никого не приглашали.
И таких примеров масса.
Что касается предъявленного мне обвинения в хранении взрывчатых веществ — гексогена, то здесь фальсификации были даже более топорными. При задержании у меня просто отобрали рюкзак, без моего ведома изъяли все его содержимое. Гексоген могли подбросить в это время. Дознаватель Ережова на допросе сказала: "Подозрение, что взрывчатое вещество находится в рюкзаке, возникло сразу". По ее словам, гексоген был изъят и передан в отдел полиции с другими вещами. Однако среди вещественных доказательств взрывчатки нет, так как она якобы полностью израсходована в ходе следствия при экспериментальном подрыве. Более того, нигде не задокументировано, что она поступала куда-либо на хранение в период между изъятием и пресловутым экспериментом, хотя по существующим инструкциям работники полиции обязаны фиксировать такие события. Разумеется, лишь в том случае, если взрывчатка изъята на самом деле.
Кроме того, сам анализ этого вещества проводился с грубейшими нарушениями. Эксперт не ответил на целый ряд вопросов, которые перед ним поставило следствие, в частности, сколько было гексогена. Анализ делался не по ГОСТу.
Как отметил мой адвокат,
если бы специалист-взрывотехник все сделал так, как описано в документах, он бы подорвался. Более того, упаковка от гексогена была "потеряна", смывы с рук у меня не делали.
О нарушениях можно говорить очень долго. Естественно, ни я, ни мои "подельники" никогда не имели дела с гексогеном. Это не наши методы, мы не террористы.
Расскажите о Комитете общественной самозащиты, в котором вы участвуете.
М.Ф.: Наша организация отстаивает демократические свободы. Свободу собраний, свободу слова. Мы поддерживали движение за честные выборы. Последние наши пикеты и митинги были посвящены протестам против аннексии Крыма и развертыванию войны в Донбассе и Луганске. Но я хочу отдельно подчеркнуть, что жест с флагом был нашей личной инициативой, это не было действие КОС.
О.С.: Это общественное движение демократического характера, действующее по принципу гражданской самоорганизации. КОС проводит акции по актуальным общественно-политическим вопросам. Мы организовывали свои мероприятия по региональным темам, подключались к акциям, проходившим по всей стране. Последние яркие — в поддержку европейских устремлений народа Украины, против шовинистической, ксенофобской истерии российских СМИ, против развязывания войны. Были акции за свободную Россию, в поддержку политических узников.
До этого участники КОС неоднократно были наблюдателями и членами комиссии на различных выборах. Также мы подавали индивидуальные и коллективные жалобы и обращения в различные органы на благо интересов гражданского общества. Кроме того, КОС защищает права конкретных людей. Например, в процессах по административным делам, когда в отношении оппозиционеров имели место случаи незаконных, на наш взгляд, действий сотрудников полиции.
Мы помогаем, когда полицейские задерживают людей за участие в акциях, иногда даже одиночных пикетах, и составляют на них административные протоколы, руководствуясь не законом, а указаниями начальства. Также мы оспариваем отказы органов местного самоуправления согласовать протестные мероприятия.
В последнее время КОС оказывал содействие активистам, пострадавшим от нападения местных "титушек". Несколько нападений было и на наших активистов.
Приходилось ли вам раньше сталкиваться с давлением властей?
М.Ф.: На нас пытались давить с 2010 года, когда активисты Комитета общественной самообороны мирно, безоружно собирались на площади на площади Победы, даже плакатов не было. Это были даже не акции, а что-то вроде организационных собраний. Они и по сей день проходят, но теперь их уже не разгоняют. А тогда нас задерживали на два часа, составляли протоколы о правонарушениях, которых не было, а потом были административные суды. Часть из них мы выиграли, часть проиграли. Несколько раз нас приговаривали к штрафам.
Когда нас арестовали, другие члены КОС были избиты некими неизвестными людьми.
Когда по всей стране проходил "Марш мира", на участников КОС напали в открытую — закидывали их камнями, обливали зеленкой, а потом одного из активистов избили возле подъезда. Он пытался возбудить уголовное дело, но ситуация почти не сдвинулась с мертвой точки.
В целом активисты в Калининграде сталкиваются с одними и теми же проблемами — наблюдением, прослушкой телефонов.
Вот один пример. В день вывешивания флага к нам применили административное наказание за то, что мы якобы ругались матом. Меня арестовали на 10 суток, Олега и Диму — почти на месяц. Причем позже им продлевали арест под выдуманными предлогами. Потом нас выпустили и до начала уголовно преследования мы находились на свободе примерно 1,5 месяца. В этот период наши разговоры прослушивались, за нами вели очное наблюдение, причем довольно грубо — за нами ездили машины с одними и теми же номерами.
Был даже такой юмористический момент — нам надоела эта грубая слежка, и мы стали подшучивать над нашими "наблюдателями". Например, созваниваться, назвать какой-нибудь далекий город в Калининградской области и обмениваться фразами вроде: "Ты туда поедешь?" — "Поеду" — "Ну только осторожнее там". Естественно, мы никуда не ездили. А потом все эти наши разговоры, шуточки, всплыли в материалах дела. Причем законных оснований для просушки не было.
О.С.: Я столкнулся с давлением задолго до событий 11 марта 2014 года. Например,
незадолго до первого ареста меня сняли с автобуса, на котором я ехал из Польши в Калининград, продержали всю ночь на пункте пропуска, обыскивали. Мне ничего не объясняли, но по разговорам сотрудников погранслужбы и таможни между собой я понял, что была указка из ФСБ, упоминался "экстремизм".
Ничего противозаконного у меня с собой не было, поэтому они меня отпустили с очень разочарованным видом. Домой я добирался уже автостопом.
В Калининграде следят за многими активистами и публицистами, не только за мной. Отслеживают местоположение по мобильному, прослушивают телефоны, отслеживают интернет-активность. Но люди могут узнать об этом только потом — такие вещи всплывают в уголовных делах. Называется это "результаты оперативно-разыскной деятельности" (ОРД). Дела, правда, заводят не так часто, ведь пока у нас политические процессы не стали тенденцией, но ОРД ведется заведомо.
А люди думают: "Да ну, не может же дойти до такой степени абсурда". Может, и легко — вследствие волюнтаризма и самоуправства. И всем стоит иметь это в виду.
Если кто-то проявляет гражданскую активность, за ним следят и ожидают повода для провокации, чтобы объявить его экстремистом и что-нибудь против него сфабриковать. И это при том, что власти постоянно говорят о важности развития гражданского общества. Некоторых активистов пытаются склонить на свою сторону, на мероприятия оппозиции засылают провокаторов, доносчиков и сексотов.
То есть за вами давно следили?
О.С.: Да. А результаты прослушек потом произвольно толковались в деле. Приведу простой пример. Я говорю: "Мне надо пойти кое-что купить". А оперативник пишет: под "кое-что купить" подразумевается, что я намеревался приобрести оружие, чтобы совершать преступления против граждан и представителей правоохранительных органов. То есть они сами выдумывают такие вещи из-за нездоровой фантазии, а потом приписывают их нам. И на основе таких заявлений в "справках-меморандумах" ФСБ нас держали в СИЗО.
Наличие прослушек они объяснили тем, что мы якобы занимались экстремистской деятельностью — фактически они приравнивают оппозиционную деятельность и экстремизм. В материалах дела все эти бумаги есть, и я со временем намерен их выкладывать в Интернет. Только вот я пока не имею доступа на мою страницу "ВКонтакте", не знаю, может кто-то пытался ее взломать — сейчас могу писать только в Facebook.
В каких условиях вы находились в СИЗО, давили ли на вас там?
О.С.: В СИЗО нас держали с особым "клеймом" — "лица, изучающие, пропагандирующие, исповедующие и распространяющие экстремистскую идеологию". С этой идиотской формулировкой мы состояли в СИЗО на профучете. Когда я просил ознакомить меня с бумагами, на основании которых меня поставили на учет, от меня требовали подписать верхний лист этих документов, причем его содержимое мне не показывали. Может, подписав его, я бы себя оговорил. Наши ссылки на законы, на Конституцию не работали, вероятно, потому что ситуацию курировали ФСБ и Центр "Э". Думаю, был контроль и "свыше", а эти структуры являлись исполнителями "грязной работы".
Из-за профучета на моей камере висела красная полоса, которой обозначают камеры склонных к самоубийству, склонных к побегу, экстремистов.
Из-за этого я не был равен в правах с другими арестованными. В частности, в плане отношения и условий содержания, например, зимой я сидел в холодной камере без батареи.
Были разные ситуации, но в данный момент я не хочу говорить о том, что происходило именно со мной и лишний раз все это перебирать в памяти. Много чего имело место за время содержания в СИЗО, и многих людей это коснулось. Но конкретно мы все трудности перенесли.
Скажу так: в целом ситуация в калиниградском СИЗО-1 не самая хорошая, даже в сравнении с другими пенитенциарными учреждениями. В том числе это касается применения физического насилия к людям, унижения их человеческого достоинства. Есть, конечно, и нормальные сотрудники ФСИН, а есть те, кто приходит туда самоутверждаться, садизмом заниматься.
М.Ф.: Прямого физического насилия ко мне не применяли, но с психологическим давлением я сталкивался. На следственные действия меня, насколько я знаю, конвоировали сотрудники ФСБ или Центра "Э", они же, судя по материалам дела, меня и задерживали. Сидя со мной в машине, эти люди говорили: твоих подельников бьют сокамерники, скоро и тебя будут бить. Потом мне удалось пересечься с Олегом и Димой, и они рассказали, что ничего такого не происходит. Более того, им тоже говорили, что меня бьют сокамерники.
Ко мне физического насилия не применяли, но это скорее исключение из общей практики. На всех заключенных вне зависимости от статьи в калининградском СИЗО-1 оказывают не только психологическое, но и физическое давление.
В частности, есть такая процедура — "маски-шоу". В камеру вваливаются люди в масках и начинается избиение. Одно из таких "маски-шоу" было незадолго до моего освобождения.
Я сказал ворвавшимся, что сообщу в прокуратуру по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях. В ответ один из них встал в угрожающую позу, сказал: "Ты самый умный что ли?" — но избиение прекратилось. Тем не менее я знаю, что в других камерах людей зачастую избивали очень сильно, они пытались задокументировать побои, но удалось ли им это, мне не известно.
В СИЗО, конечно, приходила Общественная наблюдательная комиссия, они подробно расспрашивали людей, но все эти "маски-шоу" вновь начинаются через несколько дней после их посещения.
А как в вашей акции и делу против вас на самом деле относились ваши сокамерники?
М.Ф.: Некоторые поддерживали, некоторые выражали сочувствие, но относились скептически. Откровенно враждебного отношения я среди сокамерников не встретил.
О.С.: По-разному. Кто-то смеялся, кто-то говорил: "Молодцы!" Кто-то не понимал. Были те, кто поражался, что нас столько времени держат.
Собираетесь ли вы дальше заниматься активизмом?
О.С.: У ЦПЭшников была цель, в которой они прямо признавались — запугать меня.
Они говорили: "Ну что, собираешься еще выйти на площадь?! Тебе что, мало этого уголовного преследования?". Но я, естественно, не собираюсь прекращать свою гражданскую деятельность.
И что в моих силах, буду делать. Я намерен заниматься в том числе правозащитной деятельностью, помогать другим людям, попавшим в беду, участвовать в протестных акциях. Естественно, все в рамках закона.
М.Ф.: Конечно. Она будет в несколько иных формах, потому что мы подходим к делу креативно и нет смысла повторять один и тот же жест дважды. Но я, например, не жалею о том, что произошло.
Не боитесь ли вы, что можете снова столкнуться с преследованием?
М.Ф.: Как разумный человек я этого опасаюсь. Но бояться сейчас нельзя. Сейчас, как мне кажется, вся страна управляется силовыми структурами посредством страха. Это ненормальная ситуация, с этим нужно как-то бороться. Поэтому, несмотря на опасения, мы будем продолжать свою деятельность. Я покидать страну не собираюсь.
Что бы вы посоветовали тем людям, которые хотят что-то изменить к лучшему в нашей стране? Тем, кто не согласен с курсом действующей власти?
О.С.: В первую очередь им нужно осознать, что у нас в стране установилась параноидальная форма правления, составляющей которой является произвол силовых структур по указке сверху. В этой ситуации приоритетом должна стать защита своих прав.
Кроме того, нужно побольше надеяться на себя. Люди часто говорят: "Нет единого лидера оппозиции". А я, наоборот, считаю, что нужно делать упор на самоорганизацию, на личную инициативу конкретных граждан. Не ждать, что кто-то сверху скажет, что делать.
Ведь тот же Путин у кого популярен? У тех, кому нужен "вождь", "твердая рука". Поэтому всякие проходимцы и могут узурпировать власть. Мне кажется, люди должны своей гражданской активностью показать, что они заинтересованы в переменах.
При этом нужно изучать закон. Когда меня закрыли в СИЗО, я тоже много чего не знал. И, так сказать, на месте получал основы юридической грамотности. Нужно знать свои права и всеми законными способами за них бороться!
М.Ф.: Верить в собственные силы, в своих единомышленников, близких, родных и друзей. Теперь я на своем опыте знаю: эта вера себя оправдывает.
И ни в коем случае нельзя относиться к власти, как к чему-то сакральному, непостижимому и всесильному, вроде того, как древние относились к разрушительным силам природы.
Такое отношение совершенно не характерно для западной культуры, но, к несчастью, исторически сложилось в России. На самом деле власть имущие — обычные люди со своими достоинствами и недостатками. А в настоящее время страной управляют далеко не лучшие из людей — как по способностям, так и по моральным качествам. Они отнюдь не боги и даже не демоны, им можно и нужно противостоять.
