Сообщения о постоянно усиливающемся давлении на несогласных с курсом российской администрации приходят из Крыма постоянно. Людей задерживают, арестовывают, избивают, угрожают в Интернете и на улицах, выдавливают с полуострова. Координатор Украинского культурного цента Леонид Кузьмин не понаслышке знает, что такое жизнь активиста на аннексированной территории. За год на него напали, он потерял работу, привык к слежке и был приговорен к обязательным работам, которые суд позже заменил на штраф в размере десяти тысяч рублей. Недавно его снова задержали — на этот раз за участие во флешмобе в День вышиванки, 21 мая. О том, как живут активисты Крыма, он рассказал в интервью Каспаров.Ru. Штрихи к общей картине добавила заместитель координатора Крымской полевой миссии по правам человека Ольга Скрипник.
О личном опыте рассказывает координатор Украинского культурного центра в Крыму Леонид Кузьмин
Леонид, здравствуйте. В День вышиванки вас опять задержали. Как это происходило?
Ко Дню вышиванки мы запланировали провести в Интернете флешмоб "Селфи в вышиванке". И как участники направились сделать фото в город Армянск. Мы планировали сделать селфи на фоне памятного знака "Крым" на въезде в город.
Когда мы подъехали на место, нас уже ждала машина, в которой были сотрудники полиции. Они подошли, попросили предъявить документы. Свое требование полицейские объяснили тем, что мы находимся в приграничной зоне, которая стоит на особом контроле. Они вызвали оперативную группу и ГАИ, досмотрели наш автомобиль и автомобиль телеканала "Интер", журналисты которого собирались снять флешмоб. После чего нас задержали, доставили в городское отделение города Армянска и там составили протокол.
Главной причиной задержания сотрудники полиции назвали необходимость установить наши личности, хотя у всех активистов и журналистов телеканала "Интер" с собой были документы. В отделении с нас взяли объяснения о причине визита в город Армянск и сняли отпечатки пальцев. Когда мы пытались отказаться от дактилоскопии, прозвучала нехорошая фраза:
"Мы в районе Армянска находим людей без голов, утопленников, и только по пальцам можем установить их личность. И если с вами что-то случится, как мы сможем об этом сообщить вашим родственникам, если не снимем отпечатки пальцев?"
Фактически они пытались нас запугать.
Как активистская деятельность влияет на вашу жизнь?
Жизнь стала гораздо сложнее. Во-первых, с моей теперешней репутацией найти работу будет достаточно непросто. На следующий день после акции 9 марта я был уволен из школы (речь идет об участии Леонида Кузьмина в пикете памяти украинского поэта Тараса Шевченко — прим. Каспаров.Ru). Я пытался устроиться по своему образованию — преподавать историю в техникуме, но мне отказывали с формулировкой, что я "вызываю недоверие". Мне прямо заявляли, что, по их мнению, моя деятельность несовместима с воспитательным процессом.
Усилилось ли внимание к вам со стороны правоохранительных органов? В отношении российских активистов это распространенная практика.
Да, я с этим столкнулся. Постоянное общение со спецслужбами, визиты домой, просушка телефона. Последний раз ко мне приходили 15 и 16 мая, при этом в очередной раз вручили предостережение "о недопустимости экстремистской деятельности". Когда мы хотели с крымско-татарскими активистами взойти на вершину Чатыр-Даг 16 мая, чтобы почтить жертв депортации, меня отвезли на допрос в Центр по противодействию экстремизму.
О чем вас спрашивали, объяснили ли, с чем связан допрос?
Задавали вопросы о событиях 26 февраля, в которых я не участвовал. Также были вопросы по 23 февраля, когда крымско-татарские активисты потребовали в течение десяти дней снести памятник Ленину в Симферополе. Я был участником "Евромайдана Крым", я координатор Украинского культурного центра — о них меня тоже спрашивали.
Интересовались, кого я знаю из Киева, с кем общаюсь, есть ли у меня связи с СБУ. О других активистах из Крыма тоже спрашивали, в основном о людях, выехавших с территории полуострова.
По словам сотрудников Цента "Э", их подозревают в "антироссийской деятельности". Мне на допросе сказали, что собирают материалы на этих людей, говорили: "Если вы предоставите такую информацию, мы будем вам очень благодарны".
Насколько я знаю, в апреле вас избили неизвестные.
Да, 17 апреля, когда я возвращался от друга и почти дошёл до своего дома, меня встретили два молодых человека. Одного из них я знал — это мой бывший ученик. Разговор начался с вопросов о школе и о том, зачем его туда вызывают. Позже его друг узнал во мне человека, который организовывал мероприятие ко Дню рождения Тараса Шевченко. Разговор начался по-новому, уже в другом тоне. Мол, я "Правый сектор", против Крыма, и Украина — это фашисты и все тот же "Правый сектор".
Когда я развернулся, чтобы уйти, так как смысла говорить с ними не было, меня ударили бутылкой по голове, помогли упасть и нанесли несколько ударов руками и ногами.
Через какое-то время я поднялся, пошел домой и вызвал скорую, которая отвезла меня в больницу. Врачи определили закрытую черепно-мозговую травму. 18 марта я обратился в полицию, но дело зависло.
А непосредственно во время акций случаются конфликты? Как люди реагируют на мероприятия, в которых вы участвуете?
По сравнению с прошлым годом, когда на активистов с украинской символикой накидывались, сейчас все гораздо спокойнее. Конечно, есть те, кто называет провокаторами, говорит, что народ поддерживает российскую власть. Есть люди, которые подходят, пожимают руку, говорят: "Спасибо за то, что вы делаете". Межэтническая напряженность тоже снизилась. Люди больше не говорят, что татар нужно выселить, не оскорбляют украинцев по национальному признаку. Если такое и случается, то очень редко.
Сторонники вхождения Крыма в Россию разочаровались, и националистический угар спал?
Определенная часть населения действительно разочаровалась. Это прежде всего владельцы малого и среднего бизнеса, которые были завязаны на поставках сырья на территорию Украины из республики Крым и обратно. Это связано с тем, что на границе большие очереди, перейти ее не так просто. Разочарованы ситуацией и люди, у которых была активная жизненная позиция. Но бюджетники и пенсионеры в большинстве за Россию. Их все устраивает, несмотря на то, что в некоторых сферах зарплаты сокращают и задерживают, несмотря на сложности в сфере здравоохранения. Я бы сказал, что тех, кто не одобряет действия российской власти около 20%.
Много ли проукраинских активистов в осталось в Крыму? Насколько я понимаю, большинство уехало на материковую часть Украины.
Очень трудно сказать, сколько проукраинских активистов осталось в Крыму. Как правило, это группы по 5-10 человек, которые общаются в своем кругу. Это обычные люди, которые собираются поговорить на интересные им темы, и могут не знать о существовании других подобных групп в их городах. К сожалению коммуникация не налажена — это главная проблема сегодня. В Симферополе я встречался с 20-30 людьми, и они не были в курсе, что есть и другие группы сходных взглядов. Меня они знали по новостям, но до этого мы не общались. Процесс консолидации людей, для которых важна украинская культура, очень сложен.
На акциях задерживают, выступления в СМИ осложнены из-за закрытия значительной части независимых медиа. Что в таких условиях остается проукраински настроенным людям, которые не боятся выражать свои взгляды?
В этом вопросе надо быть достаточно аккуратными. Власть пытается максимально дискредитировать все, что связано с темой Украины. Поэтому, если люди хотят заниматься чем-то, связанным с Украиной, то делать это надо в области культуры.
Вы координатор Украинского культурного центра. Расскажите, чем он занимается?
Украинский культурный центр официально работает с 7 мая. С его открытия прошло слишком мало времени, чтобы делать выводы о его работе в Крыму, тем более мы оказались в совершенно новых для нас условиях в отличие от других этнических обществ в Крыму. Пока основные направления работы центра —
курсы украинского языка, курсы истории Украины, курсы хендмейд, правовая Школа, Школа театрального мастерства. Есть большой проект — это украинская библиотека.
Ну ум приходит просвещение в школах. Вы работали преподавателем и знаете ситуацию изнутри. Насколько я понимаю, украинские учебные заведения испытывают сейчас большие трудности.
Национальная школа в старших классах не предусмотрена — это сложность. В Крыму осталось четыре украинских школы из семи, но преподавание в них ведется на русском языке, остались крымско-татарские школы. Украинская гимназия стала русскоязычной школой, в каждой параллели там остались один-два украинских класса. Такое понятие как "национальный класс", то есть класс, преподавание в котором ведется полностью на украинском или крымско-татарском языке, фактически исчезло из общеобразовательных школ. Например, на весь Симферополь осталось только 2-3 украинских класса.
Возможно, на преподавателей таких классов давит администрация. Сейчас ситуации изнутри я не знаю, но в 2013-2014 учебном году я сталкивался с этим лично, и похожие случаи мне рассказывали коллеги из других школ.
Велись разговоры, что такие классы не нужны. Сейчас в той школе, где работал я и мои коллеги, украинских классов больше нет.
Многие проукраински настроенные люди не стали получать российские паспорта. Сталкиваются ли они из-за этого с дополнительными сложностями?
Это достаточно проблематичная ситуация. С такими людьми не хочет связываться банковская система, им трудно устроиться на работу, они не могут получить социальную, медицинскую страховку, открыть бизнес для них большая проблема. Фактически они сейчас никому не нужны. Люди с украинскими паспортами продолжают выезжать с полуострова.
Помогают ли им украинские власти? Есть ли у них проблемы на территории Украины?
Правительство на эту проблему никак не реагирует, помогают им волонтеры. Определенные проблемы после выезда у них есть. Например, некоторые украинские банки отказываются выдавать вклады, открывать счета. Некоторым крымчанам удалось доказать через суд, что они такие же граждане Украины, что и все остальные, и их права не могут быть ограничены. Тем не менее некоторые организации до сих пор ссылаются на решение Национального банка о запрете банковского обращения между Украиной и Крымом, принятое еще весной 2014 года, хотя впоследствии оно было изменено.
Думали ли вы о том, чтобы выехать с территории Крыма?
Пока я собираюсь оставаться в Крыму. Как ситуация будет складываться в дальнейшем, жизнь покажет. Может быть, придется выехать.
Можно ли на данный момент в Крыму отстоять свои права, в частности право на свободу слова и свободу собраний?
Я думаю, что надо пытаться. Например, апелляция на решение о привлечении меня к обязательным работам за акцию в день рождения Тараса Григорьевича Шевченко принесла хоть и маленькую, но победу. Из предыдущего решения суд убрал сточку о том, что украинская символика, которая была у участников акции, является экстремистской.
Это важный прецедент, поскольку теперь наличие такой символики нельзя будет использовать против других активистов.
О положении гражданских активистов в Крыму рассказывает представитель Крымской полевой миссии по правам человека Ольга Скрипник
С какими проблемами сталкиваются проукраинские активисты в Крыму?
Многие серьезные проблемы связаны с так называемой "Самообороной Крыма" (возникшее в феврале парамилитарное образование, позже получившее от российской администрации полуострова официальный статус и право "охранять порядок" и "содействовать органам власти" — прим. Каспаров.Ru). Ее представители участвовали в разгоне мирных собраний, угрожают активистам, преследуют их.
Проблему осложняет то, что нет никаких правовых инструментов, чтобы влиять на "Самооборону". Она имеет статус "народного ополчения" и материальную, правовую и техническую поддержку со стороны местной власти.
Еще одна проблема — политически мотивированные уголовные дела. Один из примеров — дело приговоренного к четырем годам и двум месяцам Александра Костенко. По нашему мнению, при помощи него фактически создали правовую базу для преследования любых активистов Евромайдана. Политический окрас дела виден и по заявлениям прокурора Поклонской. Она неоднократно говорила, что цель этого дела — борьба с радикалами, с теми, кто свергал конституционный строй в Украине.
Особенно опасно то, что к Костенко применяли пытки. Факты истязаний подтверждает адвокат, есть открытое письмо самого Александра. Здесь важно, что, когда к нему применяли пытки, его принуждали отказаться от адвоката и выдать информацию о других активистах и тех, кто был вместе с ним на Евромайдане.
Постоянному давлению подвергаются крымско-татарские активисты. Допросы членов Меджлиса в рамках большого "дела 26 февраля" продолжаются до сих пор. В конце апреля они шли едва ли не каждый день. 15 мая суд продлил арест одному из фигурантов дела Ахтему Чийгозу на два месяца.
Отдельная группа активистов, которая оформилась совсем недавно — это Украинский культурный центр. Участники этой группы вызывают повышенный интерес оккупационных властей полуострова. К ним неоднократно приходили представители прокуратуры и ФСБ.
Сталкиваются ли со сложностями гражданские активисты, не касающиеся политических тем? Экологи, социальные активисты, зоозащитники?
У активистов, которые не оценивают политическую ситуацию на полуострове, а занимаются другими проблемами, тоже есть сложности. Чтобы продолжать свою деятельность, их организациям необходимо пройти перерегистрацию. В феврале Крымская полевая миссия по правам человека проводила мониторинг ситуации, в частности мы изучали положение экологических и зоозащитных организаций. В основном их представители говорят, что невозможно получить финансирование.
Значительная часть таких организаций в Крыму существовала только за счет иностранных грантов. Многие полагают, что после перерегистрации их внесут в список "иностранных агентов", а они этого не хотят.
Есть проблемы и у тех, кто готов пройти перерегистрацию. В России эта процедура сложнее, чем в Украине, а специалистов, знающих российские законы, почти нет.
В России достаточно распространена практика "профилактических бесед" с активистами со стороны сотрудников различных силовых структур. Происходит ли что-то подобное в Крыму?
Достаточно распространены допросы и обыски, в которых участвуют не только полицейские, но и неизвестные. Статус второй группы не определен — они либо в камуфляжной форме, либо в штатском. Обыски с участием таких людей проходили, например, 9 апреля у гражданской жены Костенко и 10 апреля — у ее брата. Все это проходило поздно вечером, участвовали в обысках от 10 до 15 человек.
Иногда в таких ситуациях люди без формы представляются сотрудниками Центра "Э", иногда — ФСБ. Они говорят, что служат в правоохранительных органах, но у них нет отличительных знаков, они не предоставляют удостоверений.
Довольно распространенная практика — вызовы людей в Центр "Э" "для разъяснения основ законодательства об экстремизме". Зачастую они затрагивают не только активистов. На рынках и прочих торговых точках нередко бывают внезапные обыски, после чего людей вызывают или отвозят в Центр "Э" с такой же целью.
И люди соглашаются прийти?
Во всех известных нам случаях люди соглашались прийти на допрос, поскольку опасались, что отказ может стать основанием для возбуждения уголовного дела. Надо учитывать, что уровень страха очень высок, особенно после операции "Заслон-2015" (силовая операция полиции, ГИБДД, внутренних войск МВД и ОМОНа, которая проходила в нескольких поселках: на территорию населенного пункта заезжали 100-150 силовиков, вокруг выставлялись блокпосты, и правоохранители проводили выборочную проверку документов. По данным наблюдавших за происходившим правозащитников, чаще всего выбор падал на крымских татар, кроме того, силовики зачастую после проверки сопровождали человека до дома, где проводили "в качестве учений" несанкционированный обыск — прим. Каспаров.Ru).
Создает ли дополнительные проблемы отсутствие у многих активистов российских паспортов?
Да, но в разных ситуациях проблемы различаются. Есть две большие группы. Первая — те, кто по требованию российской администрации написал заявление о сохранении украинского паспорта — таких людей всего 3,5 тысячи, по данным ФМС России. Однако многие не рассматривали такое заявление как легитимный акт и не стали его писать, поскольку в международном законодательстве нет формы заявления о сохранении гражданства — только о получении. Те, кто написал заявление об отказе от российского гражданства, на льготных основаниях получали вид на жительство в течение месяца-полутора, что им позволяло легализоваться по нормам российского законодательства.
Те, кто не писал заявления, либо должны были получать вид на жительство, либо автоматически были признаны гражданами России. Положение этой группы значительно сложнее. Россия считает их своими гражданами, поэтому в получении вида на жительство им отказывают.
Не имея ни российского паспорта, ни вида на жительство, они лишаются возможности официально трудоустроиться или получить бесплатное медицинское обслуживание.
Некоторые работодатели не берут на работу тех, кто сохранил гражданство Украины, нарушая этим в том числе нормы российского законодательства. Подборку соответствующих объявлений мы приводили в одном из докладов. У некоторых людей возникли проблемы с устройством детей в школу — директора заявляли, что если родители не предъявят российский паспорт, их ребенок в школу не пойдет.
В России немало уголовных дел за репосты или записи в соцсетях. Есть ли такая практика в Крыму?
В рамках кампании по борьбе с экстремизмом Аксенов 30 января подписал указ о борьбе не только с терроризмом, но и с "идеологией терроризма", где напрямую сказано, в частности, что социальные сети будут активно отслеживаться на предмет "проявления псевдоидеологических подходов к терроризму". Этот указ полон смешных абстрактных определений, но тем не менее он дает возможность ФСБ и Центру "Э" следить за социальными сетями и проводить допросы. Более того, размытость общих понятий позволят трактовать его довольно широко.
Уже есть первые случаи преследования людей за записи в Интернете. Например, у жительницы Севастополя Галины Денисовой 3 апреля был обыск. Изначально полицейские заявили, что пришли по какому-то старому уголовному делу, которое имеет отношение не к ней, а к происшествию в ее доме. Поскольку Галина не знала особенностей российского законодательства, она испугалась и пустила этих людей. Они обыскали ее квартиру, изъяли компьютер. Только в ходе дальнейшего общения с полицейскими выяснилось, что они пришли по поводу одного из ее постов в Facebook. Галине вменяли призывы к нарушению территориальной целостности России. Вероятно, это связано с тем, что она занимает проукраинскую позицию, таких же взглядов придерживался и ее недавно умерший муж. Сейчас она покинула Крым.
Недавно возникла еще одна угроза, связанная с этим указом.
На сайте прокуратуры появилась новая форма, пользуясь которой сообщить по об экстремизме может любой житель Крыма.
Называется это "уведомление об экстремизме". В форме предложены варианты источников информации, где по мнению заявителя содержится экстремистский контент: веб-сайт, фото, видео, группы в соцсетях. Заявление в такой форме дает прокуратуре основание для осмотра этих материалов и даже запроса переписки. На наш взгляд это может представлять существенную угрозу свободе распространения информации на полуострове. Но как это будет дальше применяться, мы пока сказать не можем. Мы знаем точно, что такие заявления уже есть. Однако прокуратура на контакт с нами не идет и не сообщает, сколько дел они по ним возбудили.
