То, что Россия умирает и в том виде, в котором существует сегодня, вряд ли сохранится, общее болезненное предчувствие с оловянным привкусом во рту. Хотя не менее часто люди не понимают ни своей смерти (и не верят ей), ни обреченности того, что любят. И очень часто продолжают жить после смерти государства, ощущая, конечно, что все как-то не так, но не имея возможности изменить свой образ жизни, который и есть главный инструмент устойчивости.
Похлебкин, описывая гибель Золотой Оды, прогностически замечает, что исчезновение огромной империи не совершилось в одночасье и Орда не могла испариться совершенно бесследно. Как отдельные люди, так и народы, ее населявшие, какое-то время жили по инерции, как бы внутри катастрофы и при этом не осознавая масштаб самого краха, не понимая, что столь могущественное, казалось бы, государство исчезает, истаивает как кусок льда. И хотя политические последствия гибели Орды проявились почти мгновенно (а начали проступать задолго до ее гибели), сам крах империи, как правил и приемов жизни, как системы ценностей и иерархий, продолжался еще потом почти полвека.
Вот эта жизнь внутри трупа, или в нашем случае - внутри умирающего - не обладает отчетливой оптикой понимания реальности. То есть кто-то опережает, торопит события, кто-то не поспевает за ними, кто-то живет с веком наравне, но живет будто вращается на карусели, расположенной на корабле, который попал в шторм. То есть у страны своя скорость, а у частной жизни своя, и они редко когда совпадают. Но жизнь после смерти - это у нас у всех общее приключение.
! Орфография и стилистика автора сохранены
