В общественном центре имени Андрея Сахарова 26 июня прошел круглый стол "Преступно ли оскорблять религиозные чувства?". Разговор между экспертами был приурочен к первой годовщине принятия поправки о защите религиозных чувств верующих к 148 статье Уголовного кодекса. В соответствии с ней оскорбление этих чувств наказывается штрафом в размере до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет, обязательными работами на срок до двухсот сорока часов, принудительными работами на срок до одного года или лишением свободы на тот же срок.
Впервые группа граждан оказалась выделена в законодательстве России по религиозному признаку. Хотя эксперты сочли это тревожный признаком, пока поправка еще ни разу не была применена. У экспертов нет единого мнения о том, по кому поправка может ударить и способна ли она кого-то защитить, но все они уверены — "спящий закон" еще проснется.
Положительные стороны поправки на круглом столе искала и защищала председатель правления Гильдии экспертов по религии и праву, главный редактор журнала "Юридическое религиоведение" адвокат Инна Загребина. Ее оппонентом выступил эксперт Института прав человека Лев Левинсон. Об опыте правового регулирования сферы религиозных отношений в других странах Европы и ближней Азии рассказал глава информационно-аналитического центра "Сова" Александр Верховский.
За скобки были вынесены вопросы о порче имущества тех или иных религиозных культов и языке вражды — возбуждении ненависти к группе людей по принципу их вероисповедания — такие действия наказуемы практически во всех странах, и в их оценках эксперты обычно сходятся. Гораздо более сложной оказывается проблема криминализации высказываний, которые направлены не против самих верующих, а против особо значимых для них представлений, предметов, людей. Ключевым здесь становится вопрос, как провести грань между выражением мнения и оскорблением.
Как рассказал Верховский, из 57 стран-участниц Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе в 29 нет законодательства, регулирующего эту сферу. Среди них такие разные страны, как США и Белоруссия. Одновременно с этим есть страны, где до сих пор криминализованно даже не оскорбление чувств верующих, а оскорбление божества. Среди них Греция, Ирландия, Италия, Финляндия, Канада, Норвегия. Как отмечает Верховский, там, где есть государственная религия, закон по сути защищает от каких-либо посягательств именно ее, а не все вероисповедания. Есть страны, в которых запрещено оскорбление самой религии как мировоззрения. Неожиданно архаичной оказывается терминология в части таких норм: в законодательстве некоторых стран можно встретить, например, термин "богохульная клевета".
Законодательство в этой сфере в разных странах существенно варьируется. В Австрии одна и та же статья запрещает оскорблять верующих, религиозные институты, священные предметы, обряды, а также собственно религиозные убеждения. В Испании есть похожая норма, но введено существенное ограничение: подобные действия наказуемы, только если их цель — оскорбить верующих. Таким образом, простое обсуждение, например, уместности того или иного обряда в церкви, пусть даже в резких выражениях, преступлением по испанскому законодательству не является. Немаловажно, и что вторая часть той же статьи защищает чувства неверующих. Во Франции и Узбекистане также нельзя оскорблять как чувства верующих, так и атеистов. Равная защита прав и тех и других, а также защита нерелигиозных мировоззренческих ценностей прописана в законах Австрии, Испании, Швейцарии.
В некоторых странах уголовно наказуемо оскорбление религиозных организаций. Такой закон есть в той же Германии, и распространяется он не только на собственно религиозные организации, но и на группы, "придерживающиеся той или иной жизненной философии".
Часто встречаются законы, запрещающие глумление над священными для верующих объектами. Их отсутствие также не всегда означает легальность таких действий: в уже упомянутой Греции такой поступок будет квалифицирован как более тяжкий — богохульство. В некоторых странах есть и более экзотерические статьи такого типа, например, "насмешка над богослужением" в Дании. В свою очередь, в Казахстане оскорбление религиозных чувств перечислено через запятую с оскорблением национальной чести и достоинства — не менее расплывчатых понятий.
Верховский отметил, однако, что такого рода действия во многих странах квалифицируются мягче, чем уголовные преступления, и остаются в аналогах "Административного кодекса" России.
Во многих постсоветских странах есть статьи, запрещающие утверждения превосходства одного человека над другим по принципу исповедования той или иной религии или приверженности атеизму. "Это приводит к интересным коллизиям. Грубо говоря, если человек считает, что спасутся только православные, а остальные будут гореть в аду, такое высказывание является наказуемым? На практике, конечно, нет. Но не понятно, как отличить одно от другого", — пояснил Верховский. Он привел в пример случай последовательницы учения Сан Сен Муна, которая оказалась осуждена по статье о защите чувств верующих в Казахстане после чтения лекции об исповедуемом ей учении. Причиной послужила фраза о том, что все люди несовершенны, а совершенны только Сан Сен Мун и его жена — один из постулатов этого вероисповедания.
Правозащитник заметил, что само выражение "чувства верующих" встречается не только в российском законодательстве. И здесь неизбежно возникает вопрос об унижении человека не напрямую, а опосредованно, через оскорбление его религиозных чувств. Верховский напоминает известные истории с мусульманами, для которых оказываются оскорбительными негативные высказывания о пророке Мухаммеде.
"Обиженность этих людей несомненна. Но ведь Уголовный кодекс наказывает человека за его мотив, а не за ощущения жертвы. Не только деяние человека, но и его мотив должен быть преступен. И тут надо выяснить, собирался ли говоривший оскорбить кого-то или это получилось случайно. На этом месте и возникает известная проблема", — объясняет Верховский. Он подчеркивает, что в российской статье об оскорблении религиозных чувств упор также делается на мотив "обидчика", что сразу же ограничивает сферу ее применения, если обращаться с нормой корректно. Однако, выяснить, собирался ли обидчик оскорбить жертву — отдельная сложная задача. Верховский считает, что отчасти именно этим объясняется отсутствие дел по статье 148: никто из правоохранителей не берется начинать применять ее из-за расплывчатости — а вдруг он не так ее трактует?
Дополняя рассказ Верховского, Левинсон отметил, что в законодательстве большинства названных европейских стран есть критерии, ограничивающие сферу применения законов о защите религиозных чувств. Так, в Бельгии и Испании богохульство наказуемо только в местах богослужения. Также в ряде стран санкция вводится, только если есть определенные последствия, например, "оправданный гнев". Оправданным он должен быть признан не самим оскорбленным, а судом. Такого рода ограничения предусматривают, например, австрийский, испанский, норвежский законы. В Германии, даже если в действии есть все признаки оскорбления чувств верующих, уголовное преследование должно отвечать защите общественного интереса.
У такого рода законов есть свои сторонники. Загребина, как она утверждает, прошла долгий путь от противника поправки о защите религиозных чувств верующих до ее сторонника. С точки зрения Загребиной, ни разу не примененный закон уже принес определенную пользу. Ссылаясь на свою адвокатскую практику, она рассказала, что представители органов власти стали относиться к верующим разных конфессий "гораздо терпимее".
"Если раньше обычный участковый, приходя в протестантскую общину, говорил: "Вы, сектанты проклятые, я вас всех позакрываю, то на сегодняшний день таких ляпов уже не допускают", — заявила Загребина. Однако ряд слушателей с ней тут же не согласились — многие были недавно свидетелями схожих ситуаций. По мнению адвоката, разные религиозные общины благодаря "превентивному воспитательному значению закона" стали относиться корректнее и друг у другу: она давно не слышала, чтобы представители одной религии оскорбляли другую.
Слушатели, однако, выразили сомнение как в этом, так и в том, что закон будет работать одинаково в отношении всех религий. По мнению многих собравшихся, он был принят только под одну конфессию — православие, а точнее ее конкретную ветвь — Русскую Православную Церковь Московского Патриархата. Бывший монах РПЦ Михаил Баранов в качестве примера неравнозначного отношения государства к разным религиозным организациям привел спор РПЦ с Российской православной автономной церковью о мощах Евфимия и Евфросинии Суздальских, которым верующие РПАЦ поклоняются больше 25 лет.
В частности, он вспомнил, как полицейские прервали богослужение, попытавшись опечатать раки, грубо отталкивая от них верующих. "Можно быть очень православным, но если ты не принадлежишь к РПЦ МП, у тебя мощи вынесут вперед ногами, если тебя самого не вынесут", — поддержал эксперта Левинсон.
По мнению Загребиной, 282 статья ("Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства"), могла бы защищать верующих, но дела против разжигающих ненависть по признаку вероисповедания практически не возбуждались. В том числе, как считает адвокат, распространенной проблемой было оскорбление священников. Теперь добиться справедливости можно будет, апеллируя к поправке о защите чувств верующих, полагает юрист.
Она также считает, что в уголовном кодексе должна была быть статья, которая не допускала бы акций, подобных танцу Pussy Riot в храме Христа Спасителя. При этом она оговаривается: осудили участниц панк-молебна неправильно — состава статьи "Хулиганство" в их действиях не было.
Чтобы статья работала корректно, необходимо регламентировать религиоведческую экспертизу, уверена Загребина. Она убеждена, что у суда нет необходимой компетенции, чтобы определять, что такое "религиозное чувство верующих", учитывая, сколько в России существует разных религиозных течений. Тем не менее, сейчас закон передает этот вопрос в его ведение. Она отметила, что в поправке на данный момент не обозначено даже, кто может быть экспертом по таким делам, а кто — нет. Адвокат сослалась на дело о признании экстремистским лозунга "Православие или смерть!", в котором экспертом Российского федерального центра судебной экспертизы выступала не религиовед, а кандидат математических наук.
В свою очередь, сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Анна Ожиганова, исследующая в том числе историю религий, заметила, что не совсем понятно, при чем здесь религиоведческая экспертиза: ученые-религиоведы не занимаются ни чувствами верующих, ни мотивами оскорблений. Она полагает, что закон будет приниматься избирательно. Чтобы применить его, надо будет сначала ответить на вопрос, является организация религиозной или нет. Это будет даваться тенденциозно, уверена эксперт.
"В современном мире мы не можем провести грань между религиозной группой и нерелигиозной. Тогда нужно ставить вопрос, какая религиозная организация имеет право на существование, а какая — нет. Единственный ответ, которой дает международное религиоведческое сообщество, связан с тем, нарушает ли эта религиозная группа уголовное право или нет. Если она его не нарушает, то она имеет право на существование и ее права должны защищаться", — убеждена Ожиганова. Баранов отмечает другую сторону проблемы: заявивший об оскорблении его чувств может солгать, назвать себя верующим, а после этого смеяться над тем, как удачно подставил кого-то.
Кроме того, не ясно, как будут защищены чувства людей, чьи интересы входят в конфликт с интересами религиозных организаций. Бывший священник приводит в пример шесть крупных митингов против строительства православных храмов "шаговой доступности". Получается, что по этой статье можно обвинить их участников?
Религиовед Иван Васильев уверен в том, что регулировать жизнь религиозной общины должна она сама, а не государство, поскольку оно от церкви отделено. Васильев отметил, что государство в России регистрирует религиозные организации, причем далеко не все — в результате люди собираются нелегально. Он убежден, что для религиозных организаций регистрация не нужна: достаточно было бы сообщения о том, что они начали осуществлять свою деятельность.
Васильев отмечает, что в Госдуму был внесен проект очередной перерегистрации религиозных организаций. Он опасается, что по нему часть из них может быть формально ликвидирована из-за ужесточения критериев признания группы религиозной организацией. Религиовед полагает, что членов таких общин поправка к закону о защите чувств верующих от ущемления прав не спасет.
Оппонирующий Загребиной Левинсон уверен, что Уголовный кодекс не может быть "отмычкой к любой двери" и далеко не все конфликты должны регулироваться государством. "То, что сейчас все регулирование общественных отношений пытаются производить с помощью уголовного законодательства, характеризует сам режим как полицейский", — заметил эксперт.
"Закон о разжигании религиозных чувств", как его называет Левинсон, по его мнению, не соответствует Конституции. Во-первых, в нем нет определенности. Кроме того, он не соответствует принципу сдерживания уголовной репрессии. "Если защищать чувства всех обиженных и несогласных с чем-либо, криминализировать можно все что угодно", — заметил эксперт и привел аналогию.
"Троллейбусы идут один за одним, а потом полчаса их нет. Люди мучаются. А вот ввести за это статью, ее даже можно будет не применять, и сразу будут идти как по часам!" —пошутил под дружный смех зала Левинсон.
Он считает недопустимым, чтобы объективная сторона преступления в уголовной статье строилась исключительно на оценочных суждениях. Правозащитник также отмечает, что этот закон — единственный пример защиты чувств в Уголовном кодексе, причем дискриминационный: чувства верующих в нем оказываются в привилегированном положении относительно чувств неверующих.
Левинсон отметил, что Конституция и другие законы России защищают не только религиозную деятельность. Так, в никем не отмененной Декларации прав человека и гражданина от 1991 года зафиксирована не только свобода совести, но и равная свобода религиозной или атеистической деятельности.
Правозащитник отметил, что недооценивать репрессивный потенциал еще не примененной поправки не стоит — спящий закон может активно заработать в любой момент. Левинсон напомнил об истории принятия закона о противодействии экстремистской деятельности. В первое время он не имел серьезных последствий, но потом "стал раскручиваться, причем в какой-то мере обоснованно, а в какой-то мере — нет".
Опасение эксперта вызвало и то, что в соответствии с этой поправкой дело можно возбудить и без всяких заявлений оскорбленных верующих — достаточно, чтобы кому-то из правоохранителей попалась на глаза потенциально "травмирующая" картинка, запись или что-то другое. Правозащитник отметил, что единого критерия применения закона нет и быть не может, что подтверждает пример дела Pussy Riot, когда часть православных чувствовала обиду на их действия, а другая часть была не меньше оскорблена "медвежьей защитой" со стороны государства.
Напоследок эксперт процитировал доктора юридических наук Валентину Лопаеву: "Отсутствие критериев разграничения права и нравственности ведет не к возвышению права до уровня нравственных требований, а к ограничению прав человека".
Подытожил встречу Верховский, также не поддерживающий закон, однако отметивший, что хотя предмет регулирования в данном случае и размыт, подобное "исторически сложившееся законодательство" существует почти во всех странах. Он полагает, что, возможно, со временем от государственного регулирования этого вопроса стоит уйти, но пока не видит таких путей. Тем не менее один компромиссный вариант правозащитник предложил — перенести закон из уголовного в административный кодекс, тем самым уменьшив тяжесть наказания и побочные последствия, которые могут быть порождены существующей политической системой.
