На суд к Игорю приехал, а там девчонки наши собрались Игоря проведать, некоторые уже по два года не колются. Сидят на лавочке, возле суда, свежие, красивые, веселые, солнце светит, а Игорь, бедолага, сидит в клетке. За таких, в общем-то и сидит.
Просто до этих полицаи не успели добраться, и с ними получилось, а которые с полицаями, там другая картина — двух из тюрьмы привезли, одна за торговлю наркотиками сидит, другая за кражи, еще одна беременна, у нее два ребенка в детдоме, лишена родительских прав, и снова беременная и вмазаная. Ух, как она нас обличала! Как сказали, так и обличала.
В прошлый раз Катю привезли, вообще невменяемая, проституткой работает. А в этот раз, Свету. Тоже проституткой работает, пьяная. Полицаи привозят. А потом по скайпу допрашивали Гриневскую. Остановить не могли. Врала все время, и сама же себя ловила. Всех ненавидит, ни семьи ни детей, жизнь мимо прошла, и вдруг — звездный час!
Допрашивали начмеда Березовской больницы, и врача скорой помощи. Все в голос сказали, что не было у Казанцевой никаких синяков и повреждений. Думаю, что и судья и прокурорские это знают.
Вышел уже, а там на улице Таня, Катина мама, и Катя сама, и дочка ее маленькая. Таню я знаю с молодости, с сестрой моей дружила, тоже с Уралмаша. Катю, дочку ее, мы как-то вытащили. А у Тани мама старая болеет, не ходит, с Катей натерпелась, из дома все вынесено, и внучка инвалид, милая такая девочка, и ДЦП! Но она за нее борется. Старается, как может, разрывается между всеми, еще работать успевает. Одна все тянет. А она маленького роста, но в ней очень много энергии и доброты. И не жалуется никогда! И еще к нам в Сарапулку ездила по два раза в неделю, девчонкам пирожки возила, и вообще, кто что попросит, и еще помогала во всем!
И вот я уже выхожу за ограду суда, она меня догоняет, сует что-то в руку и говорит — Женя, спасибо вам за все! Возьми, вот, от чистого сердца!
Смотрю — тысяча рублей.
Я говорю, — Таня, не надо! Она говорит — Возьми, вам сейчас нужнее, я как-нибудь справлюсь. Я говорю — Забери!
Не могу я взять у нее эти деньги, потому что в моем понимании, ее несчастья настоящие и горькие, а наши — преодолимы. И в решении наших проблем, ее тысяча ничего не изменит, а для нее это существенные деньги.
А она говорит — Возьми, от чистого сердца, мне важно. И вижу, по лицу слезы бегут.
Взял, а как откажешься?! Вот сижу в Фонде, за столом, лежит эта тысяча перед глазами.
Просто смотрю, думаю, тепло на душе.
! Орфография и стилистика автора сохранены
