У нас резонансных заключенных в шестерке как бы и нет, кроме Саши Лотковой, да что-то и про нее как-то стали все подзабывать. А Саша сидит в одиннадцатиместной камере, спит на тощем матрасе, ждет апелляции и очень на нее надеется. Давление низкое. Болит сердце. Книжки, отправленные через ОЗОН, так и не пришли. Комплексный обед заказала сестра. Так вот живет, в ожидании.
Двигаемся по камерам дальше. Как же без резонансных? Это просто мы не знали того резонанса. Маломестная камера, на троих, то ли четверых, девочки нас встречают как родных. И да, две выглядят совсем девочками. Одна миловидная женщина — постарше. Тут экспериментальные матрасы, практически ортопедические, на которых действительно можно нормально спать. Девушки говорят: тут все отлично — если нужно, таблетки, крема, спортзал на 12 двухчасовых занятий — две тысячи, прогулки, платный и бесплатный душ. Кто же тут сидит? Бывший следователь ФСКН Наталья Беджанян. Она выглядит как вчерашняя школьница. Про нее можно почитать в Интернете. По версии следствия, Наталья взяла при посредничестве адвоката взятку в 2, что ли, миллиона рублей (но всю сумму так и не получила) за то, что выбрала задержанному наркоману в качестве меры пресечения подписку о невыезде вместо ареста. Она объясняет происшедшее иначе: была договоренность о подписке в случае, если задержанный сдаст лабораторию амфетаминов. Он сдал. Получил подписку. А до того ее пытались вербовать сотрудники ФСБ, чтоб заполучить агентуру ФСКН. И даже побили ее как-то до сотрясения мозга. А когда дело возбудили, она не в Москве была, и даже сама пришла к следователю СК, поскольку была уверена в своей правоте. Вот сидит теперь в СИЗО. С января следователь был один раз. В Северном округе работала, в Зеленограде. Заказ, думает, от тех, кто копал под ее руководство.
Вторая девушка, а она вообще выглядит школьницей, не вчерашней, Мурзина Инна, 1990 года рождения, секретарь суда и подруга Филина Евгения Анатольевича, осужденного на 15 лет за аферы с квартирами. Филину 43, кажется, года, но вот как-то они однажды познакомились с Инной, и возникло у них взаимное чувство. Несколько месяцев встречались, а потом его посадили, а Инна пришла в СИЗО с бумагой, что она является его общественным защитником, и так приходила к нему много-много раз. Бумагу, говорят, она заполучила, использовав служебное положение, а она говорит, что дал какой-то адвокат. А потом в третий СИЗО пришла также бумага, что уголовное преследование Филина прекращено, а его надлежит отпустить на свободу. Но что-то в бумаге оказалось не так, СИЗО связался с Мосгорсудом, Филин на свободу не вышел, а Инну взяли под стражу. Ей дали три года за использование поддельных документов и за организацию побега. Вину отрицает и все говорит, что у нее первая судимость, отличные характеристики — разве это справедливо, три года?..
И третья дама. Она сидит уже — обратите внимание! — три с половиной года. Дело все возвращают из суда для доследования. Обвиняют во взятке. Была она зам. главы администрации муниципального района, а заказчиком своим по делу считает подмосковного прокурора по делу о подпольных казино. Взятку взяла, по версии следствия, за предоставление каких-то земельных участков. По делу, она говорит, проходит какой-то засекреченный свидетель, который по разным паспортам и под разными именами посадил уже не менее пяти человек.
Следующая маленькая камера. Сидит там Айсолтан Ниязова, по версии следствия — участница "кражи века" из Центробанка Туркмении, экстрадированная из Швейцарии, раньше с ней сидела Маша Алехина, и Ниязова очень ревновала, недовольная недостатком внимания. Айсолтан выглядит отлично, маникюр, педикюр, все красиво. Спрашиваю — сколько стОит, она говорит: ой, даже и не знаю, с воли оплатили. Сидит она уже два года и четыре месяца. Суд то раз в месяц, то два, то вообще ни одного. Но, вроде, суд уже перевалил за середину. Помогает разве что швейцарский консул. В камере Ниязовой местную пищу не едят, получают комплексные обеды, заказанные с воли...
А вот двенадцатиместная камера. Денисова Светлана, молодая девушка, получила восемь с половиной лет лишения свободы по ст. 228 ч.3, наркотики. Ее и ее друзей, включая молодого человека, взяли в квартире, где изготавливали амфетамины. Сотрудники все зелье смешали в одну большую банку, и вышло какое-то грандиозное количество наркотического средства. Всем дали от души. Светлана говорит, что к изготовлению отношения не имела, но была под кайфом и в результате подписала отпечатанные следователем показания, их не прочитав. А их просто списали с показаний других задержанных в той квартире. Ждет апелляции.
В следующей, шестиместной, камере полная девушка просит поменять матрас, потому что спать невозможно и по всему телу синяки. Факт. Эта кровать — из железных планок и дырок. Просим поменять матрас. Еще одной женщине дали полтора года по четвертой части 159-й. Ей обидно, что в суде конвой оскорблял, называл зэчкой. Все нормально, а вот за это — обидно.
И самый ад — сокрокаместная камера. Интернационал. И тебе цыганочки, и негритяночки. Я не хотела бы в ней жить, это полное отсутствие личного человеческого пространства. Я ощущаю это, даже стоя к женщина лицом. Сорок человек стоИт перед тобой, свисает с нар, старшая по камере, молдаванка, рапортует, что все отлично, лучше не бывает. С верхних шконок рапортуют: у нас — отличная старшая по камере! Напарница моя, Лидия Борисовна, осматривает кухню, туалет. Говорит: все отлично — две раковины, два унитаза. Я говорю: Лидия Борисовна, вот, например, захотели вы утром в туалет. Два унитаза на сорок человек — это по двадцать на один. Чтоб туда заскочить, требуется в среднем минуты три, да? Три на двадцать — это шестьдесят минут. То есть, как вы куда не хотели, но ровно час вы будете ожидать счастливой минуты. Лидия Борисовна говорит: да... это многовато, это я не подумала...
Тем временем у девочек все отлично. Тогда говорю: ну а про следствие, про задержание мне расскажите. Одна девочка делает какие-то жесты. Старшая по камере сноисходит: ну расскажи, что ты хотела! И тут начинается гвалт, женщины кричат наперебой, плачут, проклинают следователей и судей. Им плевать на маленьких детей! Они шантажируют, говорят, что посадят детей, заставляют признаваться в несовершенных преступлениях, заставляют брать особый порядок, а адвокаты им потакают. Следователи врут, следователи подставляют, судьям на все плевать. Здесь сидят с мошенничеством, здесь сидят с наркотиками. Едины все только в гневе на следствие и суд. Не успеваю записывать истории. Приду туда опять.
Плачет таджичка средних лет. Работала в павильоне, торгующем ювелиркой. Взяла в сменщицы замлячку. А тут сама она, Зильбар, заболела гепатитом. Нужны были дорогостоящие уколы. И она взяла, договорившись со сменщицей, пару каких-то ювелирных фитюлек и отнесли они их в ломбард. Через месяц Зильбар обещала их выкупить и вернуть. Но сменщица что-то с ней через пару дней поссорилась — и заявила в полицию. Зильбар взяли под стражу. Она инвалидка второй группы, но документов об этом в деле нет.
Выходим из СИЗО, я звоню в Таджикистан, чтоб для Зильбар собрали документы. Такие там интеллигентные люди отзываются, ее племянник и сестра, говорят без акцента, здраво рассуждают, как помочь родственнице. Документы уже готовы выслать. Я обещаю, что еще к ней обязательно зайду. Да ко всем хочется еще раз зайти. Как-то помочь, как-то утешить. И еще один коронный вопрос: когда амнистия?
Я не знаю.
! Орфография и стилистика автора сохранены
