Экономисты бывают двух типов. Одни занимаются описанием и анализом ситуации, выявлением проблем и тенденций, а другие говорят, что надо делать, а что не надо. Некоторые всю жизнь выступают только в одной ипостаси, другие — сразу в двух, иногда попеременно, как бывший первый заместитель председателя Центрального банка России, а ныне директор по макроэкономическим исследованиям ГУ-ВШЭ Сергей Алексашенко. Он говорит: "Сейчас я занимаюсь только описанием ситуации, я — "градусник". Тем не менее опыт работы Алексашенко в условиях кризиса 1998 года, на наш взгляд, востребован сегодня, поэтому мы попросили экономиста поделиться им.
— Сергей Владимирович, как случилось, что вы сменили профиль своей работы?
— Я пришел на работу в госаппарат — Совет министров СССР — в конце 1989 года, и работа на разных должностях мне была весьма интересна. Но наступил кризис 1998 года — в тот момент я был первым заместителем председателя Центрального банка, — и туда вернулся бывший председатель Виктор Геращенко, который сказал мне, что понимает мои действия, не имеет ко мне претензий, но со мной работать не хочет. Он предложил мне остаться в своем кабинете, но честно сказал, что у меня не будет никаких обязанностей. И я написал заявление по собственному желанию, не привык просто "занимать место". После этого был нелегкий период времени, когда меня с товарищами фактически обвинили в том, что мы создали кризис, было возбуждено несколько уголовных дел, правда, везде мы проходили как свидетели. После этого про любые разговоры о возвращении на госслужбу можно было забыть, необходимо было искать новое место работы.
— С Виктором Геращенко у вас были разногласия профессионального свойства?
— Он работал в Центробанке в одно время, я — в другое. У каждого была своя ситуация, свои проблемы, поэтому говорить о разногласиях трудно. Я считаю, что он делал свою работу достаточно профессионально, и, надеюсь, у него примерно такое же мнение обо мне. Было время в 1993-1994 годах, когда Геращенко был председателем Центрального банка, а я работал заместителем министра финансов, мы нормально сотрудничали, хотя и не без трений и, временами, искрений. Но, как и любая команда, мы должны были находить компромиссы, работая на общие цели.
— Сейчас распространенным является утверждение, что без создания конкурентных условий в политике в России не удастся провести экономическую модернизацию. Вы с этим согласны?
— Действительно, серьезнейшие экономические проблемы, с которыми сталкивается страна, решить в условиях нынешней системы власти нельзя. Но их решение не зависит от того, есть в стране оппозиция или ее нет. От того, что оппозиционные партии будут иметь в парламенте свои пять-семь процентов, ничего не изменится. Вот в Мексике 75 лет правила одна партия, и там тоже были оппозиционные партии. И КПРФ сейчас — тоже оппозиционная партия. Должна быть не только политическая конкуренция, но и сменяемость власти, в этом и состоит конкурентность в политике. Только конкуренция заставляет политика задумываться об ответственности за свои поступки и решения.
— Экономические трудности могут стать катализатором политических процессов?
— Безусловно. Советский Союз столкнулся с экономическими проблемами, которые не смог разрешить, начались центробежные политические процессы, и страна развалилась. Главная проблема советской экономики заключалась в ее несбалансированности: спрос многократно превышал предложение, то есть деньги были, но на них невозможно было купить товары. На смену плановой экономике пришла рыночная, и главная проблема была решена.
Другая задача — модернизации экономики — требует более длительного периода времени. Например, в 1990 году СССР производил танков больше, чем все остальные страны мира вместе взятые. Столько танков никому не надо было. Но нельзя танковый завод перепрофилировать на производство, к примеру, чайников. Это разные виды производства, поэтому отдельные предприятия должны были просто умереть. Для трудоустройства людей неплохо было бы, чтобы на их месте появились новые. До конца эта задача в нашей стране не решена, так как ее решение зависит от слаженных усилий бизнеса и государства. Кризис вновь вывел ее на первый план.
— Демократов часто упрекают в том, что они не проводили промышленную политику государства. А как вы считаете, она нужна?
— Я считаю, что ни в какой стране невозможно обойтись без промышленной политики. Промышленная политика в России заключается в создании анклавов роста, в определении тех сегментов, которые должны расти кроме производства сырья. Если в стране выгодно добывать нефть, то все будут добывать нефть. Для того чтобы развивалось наукоемкое производство, оно должно стать более выгодным по сравнению с другими видами. Правительству нужно создавать условия и стимулы, но непосредственно направлять инвестиции, создавать предприятия должен бизнес. Сейчас же правительство, а это мы видели в Пикалеве, считает, что оно должно решать, что производить, где и по каким ценам. Мы 75 лет жили, когда правительство решало все эти задачи. Я застал этот период и понял, что такая система нежизнеспособна. Люди, которые сейчас находятся в правительстве, видимо, этого не помнят или не знают.
— Вы хорошо представляете образ того будущего, которое Вы считаете желанным?
— Цель либералов очень простая. Они хотят создать демократическую страну с рыночной экономикой, где есть экономическая и политическая конкуренция, а закон защищает всех. Дальше идет инструментарий, о котором и нужно договариваться. Например, на основе программы "300 шагов". Если взять ее и сократить, то это будет хорошая программа действий правительства в среднесрочной перспективе. Но надо сделать ее привлекательной для населения. Программа длинная, плохо структурирована и написана плохим языком. К населению надо выходить с двумя-тремя короткими внятными лозунгами.
— Вообще такое возможно, чтобы экономисты пришли к согласию?
— Возможно. Примерно год назад в рамках антикризисной инициативы мы провели такой эксперимент. Александр Лебедев, Владислав Иноземцев и я, имея разные точки зрения по многим вопросам, пришли тем не менее к консенсусу и выдвинули общий проект, что надо сделать для преодоления кризиса. Если есть желание сотрудничать, то можно договориться. Я могу договориться с Миловым, со Стариковым и многими другими. Но есть люди, с которым невозможно договориться. Например, мне трудно найти общий язык с Делягиным, Хазиным, Глазьевым, Илларионовым...
— Какие между вами принципиальные разногласия?
— Не стоит даже обсуждать это и тратить силы. Есть экономисты, которые считают, что дважды два — пять или семь. На какой основе с ними можно договариваться? Мне интересно разговаривать с теми, с кем хотя бы можно прийти к согласию: Вьюгиным, Улюкаевым, Гавриленковым, Григорьевым. Безусловно, временами возможна открытая экономическая дискуссия между оппонентами, придерживающимися разных точек зрения, но не с целью прийти к одному знаменателю, а с тем, чтобы найти поддержку в общественном мнении.
— Сейчас в оценках экономической ситуации взгляды экономистов тоже расходятся. Каково ваше мнение на этот счет?
— Ситуация тяжелая, хотя спад закончился. Правда, в истории еще не было такого спада, который бы не заканчивался, вообще экономика не может исчезнуть. Ставить себе в заслугу, что спад закончился, это примерно то же самое, что ставить себе в заслугу наступление весны после зимы. Да, спад закончился. После того как российская экономика упала на 10 процентов, стало 90 процентов. Месяц назад было 90 и сейчас 90, так что улучшения нет. Подъем пока не начался, и непонятно, за счет чего в России он начнется. Некоторое оживление летом было вызвано тем, что немного вырос спрос со стороны внешнего мира на сырьевые товары. Он связан с закачкой газа в газохранилища по всей Европе. В ноябре закачка закончится и спрос на газ упадет. Никаких других источников роста нет. Спрос внутри страны не растет. За счет чего российская экономика будет подниматься в следующем году, я не знаю. Мой прогноз: темпы роста будут слабо отрицательные.
— В чем, на ваш взгляд причины кризиса в России?
— Есть как внешние, так и внутренние факторы кризиса. К внешним относятся: мировой финансовый кризис, рецессия в мировой экономике. К внутренним факторам относятся: избыточная задолженность корпоративного сектора, перегрев экономики, так называемая голландская болезнь и ошибки правительства.
— Какие ошибки совершило правительство?
— Правительство создало в стране исключительно непривлекательный инвестиционный климат, проводило массированную национализацию в различных отраслях промышленности, создало избыточное бюрократическое давление на бизнес. Известно, что российская бюрократия вся коррумпирована, а судебная система лишена самостоятельности и потому неэффективна.
— Как вы оцениваете антикризисные меры правительства?
— На троечку с минусом. С одной стороны, могло быть и хуже. С другой стороны, правительственный пакет антикризисных мер был неэффективен по своей конструкции. В качестве главной меры правительство решило повысить пенсии и гарантии социально незащищенным слоям населения. При всей важности этой популистской меры такой приоритет — ошибка. Правительство в условиях спада экономики должно заниматься, в первую очередь, созданием стимулов для роста экономики.
Кроме того, огромные деньги ушли на поддержку полуобанкротившихся предприятий и олигархов. Деньги им дали не для развития экономики, а для погашения кредитов, то есть для сохранения собственности. И только небольшая часть средств была потрачена на стимулирование экономики. Однако меры, разработанные правительством для стимулирования спроса, оказались нежизнеспособными. Их запускали, потом признавали неэффективными, начинался пересмотр. К таким мерам относится поддержка спроса на автомобили через субсидирование процентной ставки. Это и механизм банковских гарантий, и механизм капитализации банков с использованием облигаций федерального займа.
— Каким, по-вашему, надо было идти путем?
— Если уж поддерживать автопром, то гораздо эффективнее, на мой взгляд, было бы не выдавать АвтоВАЗу 25 миллиардов рублей, чтобы он заплатил по старым долгам, а конвертировать долг в акции. Деньги же надо было выделить тем, кто покупает автомобили, в качестве дотации к цене, то есть взять и снизить цены на "жигули" для потребителей. Или поддержать завод госзаказом. А то ведь в прошлом году государство закупило более 35 тысяч машин, а в этом — только 4 тысячи. Много есть решений, было бы желание решать проблемы. Я считаю, что не надо было повышать пенсии на 40 процентов в следующем году, потому что это дополнительное налоговое бремя на бизнес. Можно было растянуть это повышение на несколько лет. Понимаю, что пенсионеры — это слабо защищенная группа населения, тем не менее в условиях, когда общий пирог уменьшается, перераспределять его исключительно в пользу пенсионеров неразумно. Главное, чтобы бизнесу было легче работать. Кризис будет пройден, когда Россия встанет устойчиво на рост экономики в 4 процента.
— А как вы расцениваете заявление Путина на прошедшем в конце сентября инвестиционном форуме о создании благоприятных условий для привлечения инвестиций?
— Я не верю словам, я верю делам. Мне неинтересно обсуждать лозунги, я обсуждаю решения. Премьер умеет говорить правильные слова. Как квалифицированный политик, он в каждой аудитории говорит то, что там хотят услышать. Он будет на инвестиционном форуме говорить одно, перед директорами госпредприятий — другое. И те и другие будут с ним согласны.
— Вы считаете необходимым поставить задачу по снижению ставки рефинансирования для увеличения кредитной активности банков?
— Перед Центробанком поставлена одна задача: поддержание денежного обращения и борьба с инфляцией. Пока данная задача не выполнена, надо продолжать двигаться в этом направлении. Снижение ставки рефинансирования, само по себе, не расширяет кредитование экономики. Банки обладают достаточными средствами, но они не кредитуют экономику, потому что российские предприятия погрязли в долгах и не могут с ними рассчитаться. Пока не произойдет реструктуризация долгов, банки будут воздерживаться от кредитования реального сектора, так как это не приносит прибыли. Прежде чем давать новые кредиты, надо разобраться со старыми долгами. Как говорят, "не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался". Пока только госбанки могут себе позволить кредитовать тех, кто не отдает старые долги. Частные банки так себя не могут вести. Кризис плохих долгов — это самая большая проблема сегодня.
— У нее есть решение?
— Для этого Центральный банк должен заставить банки списать проблемные долги в убытки, провести новую оценку капиталов банков. Пока же Центробанк позволяет прятать плохие долги и приукрашивать отчетность.
— Проблема плохих долгов возникла из-за падения спроса?
— Да, это взаимосвязано. Есть необходимость поддержания спроса мерами экономической политики. Для того и существует правительство, чтобы решать эти проблемы в экономике.
— Эта задача решаема?
— Да, все задачи решаемы. Нет вообще не решаемых задач.
— На ваш взгляд, как успешно правительство решает экономические задачи?
— На мой взгляд, правительство заинтересовано не в решении экономических задач, а в том, чтобы как можно дольше находиться у власти. Это разные типы задач. Если вы занимаетесь решением экономических проблем, то вы можете потерять власть в силу того, что нарушите чьи-то интересы, примете непопулярные решения, в силу того, что, в конце концов, за вас не проголосуют на выборах. Если же вы решаете задачу удержания власти, то вам наплевать на то, что будет происходить с экономикой.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
