В настоящее время в местах заключения находятся шестнадцать сторонников коалиции "Другая Россия". Все они, по сути, являются политическими заключенными. 13 мая на свободу вышла координатор "Другой России" в Оренбурге Людмила Харламова, которая была осуждена на 8 месяцев пребывания в колонии-поселении по статье 228 ч.1 ("Хранение наркотических средств"). Весь свой срок она провела в СИЗО. Людмиле всего 20 лет, она закончила педагогический колледж с отличием и поступила в университет, а также стала депутатом Национальной ассамблеи.
— Людмила, ты предполагала, что можешь оказаться в тюрьме?
— Теоретически, я предполагала, что меня могут посадить. Все нацболы находятся на контроле у спецслужб, с 2005 года у меня прослушивается телефон. Сотрудники РУБОПа нас часто задерживали накануне "Маршей несогласных", постоянно с нами вели профилактические беседы, требовали расписки о том, что мы не будем участвовать в "Маршах". Мы даже пытались жаловаться в прокуратуру, но там считали действия правоохранительных органов правильными в плане предупреждения экстремистской деятельности. Однако я не думала, что меня могут обвинить в перевозке наркотических средств. Это из разряда невероятного. Я никогда не состояла на учете в наркодиспансере, я даже являюсь донором, у меня очень редкая четвертая группа крови, и ко мне нередко обращались со станции переливания крови с просьбой сдать кровь. Вообще, я отрицательно отношусь к употреблению наркотиков, об этом все знают.
— Расскажи, как это все произошло?
— За восемь часов до моей поездки в Самару для участия в межрегиональной конференции "Другая Россия" на одной из остановок общественного транспорта на меня налетели сотрудники УБОПа, я их хорошо знала. Они заломили мне руки, надели наручники и, воспользовавшись ситуацией, положили мне в карман брюк пакетик с 2,5 граммами героина. Потом сняли наручники и при помощи понятых, которые были заранее подготовлены, провели обыск и предъявили мне обвинение. Потом для пущей убедительности провели обыск у меня на квартире и подбросили героин в сумку моей сестры, но этот факт не фигурировал в деле за недостаточностью доказательств. Меня сразу поместили в изолятор временного содержания. Только шесть месяцев длилось следствие, но меру пресечения на подписку о невыезде мне не изменили.
— Кто-то тебя поддерживал все это время?
— Конечно, я не осталась одна. Меня поддерживали мои родные, мои товарищи и другие люди. Моими общественными защитниками стали два депутата Законодательного собрания Оренбурга Владимир Иванович Фролов от партии "Патриоты России" и Владимир Григорьевич Новиков от КПРФ. Мне писали письма в тюрьму незнакомые люди, присылали открытки с праздничными поздравлениями. В заключении играет большую роль то, что тебя не забывают. Это очень приятно.
— Как к тебе относились другие заключенные? Связаны ли с нахождением в СИЗО какие-то неприятные эпизоды?
— Самый неприятный и страшный момент - это очутится за решеткой. Я очень болезненно отношусь к таким вещам, как несправедливость. От неожиданности я даже расплакалась. В первый момент СИЗО показалось мне очень жутким местом. Страшно идти по коридору, когда вокруг тебя лязгают, бренчат железные засовы, а за окнами лают собаки. Все остальное, включая тюремный режим: подъем в шесть утра, отбой в десять, - это уже терпимо. В любой среде, в том числе тюремной, есть разные люди. Далеко не все арестантки закоренелые преступницы, они нормальные люди, среди них есть и талантливые девушки, которые ни за что сидят. Человек, как я считаю, идет на преступление не потому, что он хочет воровать, а просто, зачастую, у него нет выхода, нет условий, чтобы содержать семью. Конечно, преступления недопустимы, они калечат судьбы. Это трагедия. Мы все оказались в одинаково тяжелой ситуации. И когда человек нуждается в помощи, невозможно ему в этом отказать. У меня были замечательные отношения со всеми, никаких конфликтов, драк, ругани, хотя многие считали, что мне должно быть легче, раз я сижу за идею.
— Каким образом ты стала заниматься политикой?
— Возможно, я родилась с этой идеей. Вокруг люди только и говорят, что все плохо, но никто ничего не делает, ни в чем не участвует. Я так не могу, сидеть и молчать. Я искала единомышленников, смотрела, что делают разные партии, что они предлагают людям, и больше всего меня привлекли революционные идеи лимоновцев.
— Может ты сталкивалась с какими-то вопиющими фактами несправедливости, или кто-то из твоей семьи от них пострадал?
— Нет, я, как и все, просто смотрю на мир. В тот период, когда проходила практику как педагог-психолог, я видела в интернатах жизнь детей с ограниченными возможностями: глухих, слепых, умственно отсталых. Уровень финансирования этих учреждений очень низкий, не говоря уже о зарплате сотрудников, педагогов. Все то же самое, куда ни глянь, в тех же учреждениях, министерствах здравоохранения.
— Почему ты выбрала это профессию, ведь ты знала, что педагоги мало получают?
— Я тогда не задумывалась о зарплате, я всегда относилась с сожалением к детям обездоленным, брошенным.
— В чем заключается твоя работа?
— Оказание психологической помощи ребенку в развитии сфер его личности. На практике я работала с детьми интеллектуально неразвитыми, которые практически ничего не умеют делать: писать, рисовать, даже одеваться. Их обучение - это очень сложный и длительный процесс, работа не одного месяца. Для них шаг вперед по овладению навыками расценивается уже как большой успех. Например, когда на моих занятиях по мелкой моторике ребенок научился застегивать пуговицу - это была большая радость для него, для меня, его мамы. Кому-то это все покажется мелочью...
— У тебя было восемь месяцев подумать, ты не пожалела, что занялась политикой?
— Ни разу. Наверное, для тех, кто живет для себя, непонятно, что человек может жить для других. Но есть люди, которые разделяют мои политические взгляды. В условиях нынешней власти любой честный и справедливый человек не застрахован от тюрьмы. С каждым может произойти то, что случилось со мной.
— Как у делегата какие у тебя впечатления от Национальной ассамблеи?
— Весьма сумбурные, я только что вышла на свободу и слишком много на меня навалилось. Я не могу в целом дать оценку этому событию, оно слишком значительное. Я слушала выступления и много общалась со своими друзьями. Как и все нацболы, я поддержала предложение Сергея Аксенова, хотя понимаю, что это было очень смелое заявление.
— Что ты дальше будешь делать?
— Главное, не оставлять эту сфабрикованную провокацию против меня. Дело велось с массой нарушений. Наркотик изъяли по факту, не провели экспертизу, на которой мы настаивали. Мой адвокат написал много жалоб, мы ждали апелляцию, но приговор остался без изменения. Сейчас готовятся документы для суда в Страсбурге.
— А как политическая, профессиональная деятельность...
— Одно другому не мешает. Я буду продолжать заниматься политической деятельностью, буду работать и учиться, наверное, переведусь на заочное. Возможно, мне сложно будет найти работу с моей судимостью, но в принципе не все потеряно, ведь меня не лишили права работать по профессии.
— Ты не боишься снова оказаться за решеткой?
— Не исключено, что это может со мной повториться. Буду, конечно, осторожнее, но если они захотят кого-то изолировать, то практически осуществить это им ничто не помешает. Но теперь, мне не так уже страшно, как говорят, знаем, бывали...
Вы можете оставить свои комментарии здесь
