– Рост национализма в обществе не является чисто российской проблемой, националистические настроения усиливаются и в Европе. Можно ли рассматривать это как общую международную проблему?
– При некоторой общности европейского пространства я считаю, что ситуация в каждой конкретной стране все же заслуживает отдельного рассмотрения. Что же касается национализма в России, то я не склонен драматизировать ситуацию. Безусловно, антикавказские, антицыганские, антисемитские и прочие расистские, ксенофобские настроения существовали в российском обществе всегда. Причем и на бытовом уровне, и на уровне столкновения клановых, групповых интересов. Но в ситуации экономической стабильности, уверенности в завтрашнем дне они почти не проявляются явным образом и носят латентный характер. Когда же стабильность отсутствует, когда человек не защищен и находится в состоянии борьбы за существование, эти настроения просыпаются, выходят наружу. Таким образом, имеющие чисто социальную природу тревоги, страхи и ненависть обрушиваются на тех, кто обладает "неправильной", то есть нерусской национальностью, особенно если в обществе складывается мнение, что они живут лучше коренных россиян.
То, что это мнение не имеет под собой никаких оснований, не мешает людям бездумно поддаваться ксенофобии. Власть же разыгрывает национальную карту в своих интересах, подогревая деструктивные настроения, выходящие на поверхность политического пространства в виде погромов, маршей и публикаций в прессе.
– В чем специфика российского национализма?
– В России настоящую проблему составляет не столько сам национализм – хотя отрицать его проявления невозможно, – сколько политические спекуляции на нем. Для нас актуальна именно эта проблема. Очевидно, что выборы 2008 года власть будет строить по модели 1996-го. Но если тогда пугалом для электората были коммунисты и избирательная кампания Ельцина строилась на искусственно сконструированном выборе между не очень хорошим Ельциным и совсем уже страшным Зюгановым, то теперь коммунистами уже никого не испугаешь. Новый образ врага – национализм. Поэтому власти очень выгодно драматизировать ситуацию. Центр сознательно подогревает националистические настроения, чтоб иметь возможность разыгрывать эту карту. Замена коммунистического праздника седьмого националистическим четвертым ноября – как раз из тех оговорок власти, которые раскрывают ее скрытые мотивы: в данном случае смену коммунистического врага на врага националистического в политтехнологических раскладах предстоящих президентских выборов.
– Но проблема национализма обсуждается и независимыми антифашистскими, правозащитными организациями.
– В некотором смысле это последствия государственной политики – увеличилось число публикаций по этой теме, больше стали возбуждать дел с учетом мотива национальной ненависти… На протяжении девяностых, когда социальный кризис был острее, скины также постоянно нападали на иностранцев, и такого рода преступлений было не меньше. Но прокуратура до недавнего времени предпочитала квалифицировать их как хулиганство, а сейчас, когда была дана установка квалифицировать эти преступления соответствующим образом, статистика национальной вражды растет.
Конечно, когда играют с огнем, где-то случаются и реальные пожары. Я совсем не предлагаю отмахнуться от случаев убийства иностранных студентов, антифашистов, погромов религиозных центров… Я, безусловно, приветствую создание антифашистских организаций, потому что, когда пропаганда национализма захватывает людей, они становятся действительно опасными для общества, и этому надо противостоять. Но я хочу сказать, что проблема национализма в том гипертрофированном виде, в котором она предстает сегодня в СМИ, – навязана обществу. Не стоит простодушно воспринимать ее, во-первых, отдельно от чисто социального происхождения агрессии и ненависти, которые через нее выплескиваются, и, во-вторых, от предвыборных манипуляций власти.
– Какие еще механизмы власть использует для создания столь нужной ей картины националистических настроений в обществе, помимо мягких приговоров скинхедам и отсутствия противодействия пропаганде национализма?
– Что касается конкретных механизмов манипуляции, то эту грань между тем, что возникает как бы само собой, и тем, что возникает в результате политтехнологических манипуляций, нужно проводить осторожно. Известно, что лидеры некоторых радикально националистических группировок связаны с ФСБ или МВД. Но я бы не рискнул публично называть конкретные имена, потому что такую связь довольно сложно официально доказывать. Эти доказательства в основном косвенные, полученные из тех источников, которые в суде не предъявишь. Я думаю, например, что Русский марш был такой своеобразной пиар-акцией национализма. Другое дело, что эта акция не удалась, потому что московская милиция подотчетна не только федеральным, но и московским властям, управлять ею из Кремля не так-то просто, а московские власти очень не хотели беспорядков. В результате никого напугать национализмом не получилось.
– Как бы вы прокомментировали одну из немногих государственных инициатив в этой области, я имею в виду проект рекомендаций "О толерантности и противодействии нетерпимости и экстремизму в российском обществе" Общественной палаты.
– Я не думаю, что подобная инициатива способна что-то решить. У нее двойная задача: с одной стороны, показать, что власть реагирует на "горячую" проблему, а с другой – получить лишний повод для дальнейшего "закручивания гаек" на основании чрезвычайно расширительного толкования понятия "экстремизм". Экстремизм здесь упомянут явно в корыстных целях, потому что бороться с проявлениями национальной вражды в обществе можно, и не упоминая этого термина. Также это лишний повод для нападок на оппозиционеров, таких, как НБП, которым охотно приписывают националистическую идеологию. И эти действия власти намного опаснее роста националистических настроений.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
