– Питирим?
Узнаю голос президента. Сон, как рукой.
Деликатно молчу. Понимаю – только событие чрезвычайной важности могло заставить президента прервать свой и мой сон.
– Ты знаешь, Питирим, что мне сейчас приснилось... кошмар! Будто сижу я в своем кремлевском кабинете, работаю с документами. Входят трое. Сразу лезут в ящик письменного стола и вытаскивает брошюрку "Конституция Российской Федерации"... Ага, скалят зубы злобно, торжествующе, – хранение литературы, не разрешенной к хранению! Запрещенную литературу – к изъятию, а этого куда? А вот мы его в штрафной изолятор! Собирайся, мол.
– Собрался? – внутренне холодею.
– Взял только самое необходимое. Сказали, надеть на себя все, что есть. Свитер, куртку, пиджак, пальто... Кимоно рекомендовали захватить, мол, там холодно и пол ледяной, – я отказался.
– Жене позвонить разрешили?
– Куда там! Мобильник отобрали сразу же. Типа, здесь вам не там...
– А дальше? – в висках моих застучало: видимо, подскочило давление.
– А дальше – повели. Длинными кремлевскими коридорами. Петляли. Переходили с этажа на этаж. Мимо твоего кабинетика, между прочим, продефилировали. И – в какую-то каморку затолкали. Потолки низкие, грязно, где-то вода течет. Пол цементный. Холодно. Койка опускается только на ночь... Пришлось сидеть на батарее. Типичное ШИЗО! Только двуглавый орел в стене приколочен, да флаг, родной наш российский триколор, в углу. И, что самое страшное, – один, совсем один!
– Неслыханно!
– И главное, за что? Я же юрист, законы знаю. Запрещено держать книги по топографии, единоборствам, кинологии, оружию и, извини, порнографию. А Конституции в списке нет! И потом – я же ее, Конституции, гарант! Кому как не мне?
– Ну, вообще-то да. В принципе, – размышляю вслух. – Но если конкретнее – то разрешение на хранение Конституции у тебя есть?
– А разве надо?
– Ну, а как же! Сон такой! А раз нет. Тогда я не знаю... И потом – это же всего на пять суток!
– У меня завтра – заседание Межгоссовета ЕврАзЭС! Во вторник – пресс-конференция! В Кремле, в Круглом зале! Я же до вторника не выйду. Считаю на пальцах – нет, вроде бы выйдет...
– Эти-то, трое, – соображаю, – все три – Ходорковские?
– Нет, вроде, какие-то другие. Незнакомые. Я не разглядел. То ли в телогрейках, то ли в камуфляже.
– Тяжелый случай!
– И еще. Хотел бы я знать, Питирим Игнатьич, – что мне будет за оставление рабочего президентского места? В дневное время? И не начнут ли описывать и изымать личное имущество? Хоть во сне, а все же неприятно! А то сейчас засну – а там начнется.
– Имущество без решения нашего справедливого и независимого суда изымать не могут, это я могу сказать сразу. А вот за оставления рабочего места. Кабинет президента – это ведь, как пост для часового... Или как станок, на котором зэк варежки шьет. Это святое!
– Так меня же увели! Насильно!
– Ну, это уж как решит администрация.
– Администрация президента будет решать, имею ли я право выйти из кабинета? – в голосе Владимира Владимировича послышался сарказм. – Собянин будет решать?
– Президента? – переспрашиваю в полной прострации. – При чем здесь это? Администрация колонии!
– Ужас, – выдохнул президент. – Ужас-ужас.
– Мне-то что теперь делать? – спрашиваю почти в отчаянии. – Чем могу помочь? Может, Чайке позвонить? Эти... заведения... теперь при Минюсте.
– Да ты что! – вернул меня к реальности президент. – Это же сон. Хотя мне в последнее время такое часто снится: приходят, куда-то ведут. И еще трубы газовые. Трубы, трубы, трубы... А потом – раз! И уже не труба, а батарея в пустой камере. Чуть теплая...
Я начинаю медленно закипать. Это все журналисты! Они! Раздули вакханалию: Ходорковский в ШИЗО! Ходорковский в ШИЗО! Как будто он первый! А у президента – нежное, ранимое сердце! Нет, не считаются. Не хотят считаться. И вот результат. Да и у меня чуть крыша не поехала: где сон, где явь... Остынь, Питирим, остынь.
– Володя, – говорю тихо, мягко. Учитывая интимность момента, называю президента по имени, что позволяю себе крайне редко. – Володя, так может, его выпустить?
– Кого?
– Сам знаешь...
– Нет и нет. Не может быть и речи!
–... хотя бы из ШИЗО...
Долгое молчание. Потом сухое:
– Спокойной ночи!
И гудки.
Снова лег. Но щемящая боль в груди, безграничное сострадание к человеку, который болеет за всех нас, все пропускает все через себя, практически жертвует собой ради каждого из нас, еще долго не отпускала. Пошел на кухню, накапал десять капель "Корвалола". Заснул только под утро.
Все события и персонажи являются вымыслом. Любые совпадения случайны.
